Гильгамеш и страна жизни

(Гора бессмертного)

Текст впервые опубликован С. Крамером, который собрал его из многочисленных фрагментов табличек, преимущественно найденных в Ниппуре. В 60-ые годы прошлого века была издана так называемая Лейденская версия этого мифа, сохранившая его окончание и происходящая, по всей видимости, из Ларсы. Крамер остановился на переводе места назначения похода Гильгамеша как “страна живущего (живого)” или “страна жизни”, тогда как В. К. Афанасьева, чей перевод дан ниже, предпочитает термин “гора бессмертного”.

Повелитель Урука Гильгамеш пребывает в мрачном настроении, его мучают мысли о смерти. Тогда он решает, что если ему и суждено, как всем смертным погибнуть, то он, по крайней мере, восславит свое имя, прежде чем уйти в “страну без возврата”. Он намерен отправиться в далекие горы, срубить там кедры и доставить их на родину. Гильгамеш раскрывает свои планы верному слуге Энкиду, но тот советует хозяину вначале оповестить бога солнца Уту, которому принадлежит та страна.

Гильгамеш послушался Энкиду, взял жертвенного козленка и обратился с мольбами к богу Солнца. Поначалу бог не понял, зачем это надо, но молодой правитель рассказал ему о своей смертельной тоске и Уту согласился. Он даже решил помочь герою, и то ли укротил семь демонов, то ли, наоборот, дал их Гильгамешу в помощь.

Обрадованный Гильгамеш возвращается в город и набирает пятьдесят добровольцев, юношей, не обремененных ни семьей, ни матерью. Вместе с ними он трогается в путь. Перевалив семь гор, он, наконец, находит “кедр своего сердца”. Гильгамеш срубает его, обтесывает топором все ветви и его люди переносят их на вершину холма.

Это очень разгневало чудовище, охраняющее Страну Жизни, Хуваву. В этом месте текст испорчен, но, похоже, Хувава насылает на Гильгамеша глубокий сон. Верному Энкиду все же удалось разбудить хозяина. Гильгамеш клянется именем своей матери, богини Нинсун, и именем отца своего, героя Лугальбанды, что не покинет этого места, пока не уничтожит Хуваву. Слуга в ужасе просит его оставить эту затею, он видел своими глазами этого монстра и противостоять ему невозможно, но Гильгамеш непреклонен.

Гильгамеш и его спутники настигают Хуваву в его доме. Чудовище бросало на врагов испепеляющие взгляды, но герои не испугались. Они повалил семь кедров, преградив путь Хуваве. Гильгамеш ударил монстра по лицу и связал его веревками.

Хувава начинает униженно просить Гильгамеша отпустить его. Тот уж было великодушно согласился, но Энкиду взялся отговаривать хозяина от такого неосторожного шага. Он убеждал его, что как только чудовище окажется на свободе, оно непременно перебьет их всех. Хувава рассердился на слугу за такие речи и попытался броситься на него. Тогда Энкиду отрубил ему голову.

Гильгамеш приносит отрубленную голову Хувавы царю богов Энлилю, ожидая получить вознаграждение, но Энлиль, напротив, разгневан. Он обрушивается на Гильгамеша с упреками и обрекает героя на скитания по горам. Окончание поэмы несколько туманно — то ли Энлиль все же дает Гильгамешу семь божественных лучей (меламов), то ли, наоборот, забирает их.

Жрец к “Горе Бессмертного” обратил помыслы,

Жрец Гильгамеш к “Горе Бессмертного” обратил помыслы.

Рабу своему Энкиду молвит слово:

“Энкиду, гаданье на кирпиче не сулит жизни!

В горы пойду, добуду славы!

Среди славных имен себя прославлю!

Где имен не славят, богов прославлю!”

Раб его Энкиду ему отвечает:

“Господин, если в горы пойдешь, Уту оповести!

Бога Уту, героя Уту оповести!

Горы! Они — творение Уту, Уту оповести!

Горы, где рубят кедры, — творенье героя Уту,

Уту оповести!”

Вот Уту в небесах диадемой лазурной себя венчал,

С воздетой главой по небу пошел.

Гильгамеш козленка чистого, светлого взял,

Козленка рыжего, жертвенного к груди прижал,

Руку к устам в молитве поднес,

Богу Уту на небеса кричит:

“Уту, в горы стремлю я путь, ты ж помощником мне будь!

В горы кедров стремлю я путь,ты ж помощником мне будь!”

Уту с небес ему отвечает:

“Могуч и почитаем ты, зачем же в горы стремишься ты?”

Гильгамеш ему отвечает;

“Уту, слово тебе скажу, к моему слову ухо склони!

О моих замыслах скажу, к моим надеждам слух обрати!

В моем городе умирают люди, горюет сердце!

Люди уходят, сердце сжимается!

Через стену городскую свесился я,

Трупы в реке увидел я,

Разве не так уйду и я? Воистину так, воистину так!

Самый высокий не достигнет небес,

Самый огромный не покроет земли,

Гаданье на кирпиче не сулит жизни!

В горы пойду, добуду славы!

Среди славных имен себя прославлю!

Где имен не славят, богов прославлю!”

Уту мольбам его внял благосклонно,

Как благодетель оказал ему милость:

Семь дивных героев, порождение единой матери;

Первый — старший брат, лапы льва и когти орла у него,

Второй — змея ядоносная, пасть раззевающая...

Третий — змей-драков, змей яростный,

Четвертый — огнь поедающий...

Пятый — дикий змей, удушающий...

Шестой — поток разрушающий,

Горы и скалы разбивающий,

Седьмой — скорпион жалящий, пути назад не ведающий.

Семеро их, семеро их, тех, кого воин, герой Уту

Дал Гильгамешу.

Они — звезды небесные,

Пути на земле знающие,

Среди звезд в небесах сияющие,

К Аратте пути указующие,

В дороге купцов направляющие.

Вражьи страны обозревающие,

Над землей голубями порхающие,

Горные страны знающие...

На шестах пред горою их установят.

Кедры срубающий берет их радостно,

Жрец Гильгамеш берет их радостно.

Всех горожан до единого кличет.

Как близнецы, откликнулись люди.

“Семью имеющий — к семье своей!

Мать имеющий — к матери своей!

Молодцы одинокие — ко мне! Пятьдесят из них

За мною да встанут!”

Семью имеющий — к семье своей!

Мать имеющий — к матери своей!

Молодцы одинокие — к нему, пятьдесят из них

За ним встало.

К дому кузнеца он держит путь.

Медный топор по руке богатырской отлили ему.

В темный средь поля сад он держит путь.

Крепкое древо — яблоню, самшит срубили ему.

Его сограждане, его сопутники берут их в руки.

И вот первый, старший брат,

Лапы льва и когти орла у него,

На шесте к горе воистину его приносят.

Первую гору перевалили, кедров в горах не увидали.

Семь гор перевалили.

Гор, где кедры рубят, не достигли.

Жрец Гильгамеш, срубающий кедры, —

Кедры! Их рубить Гильгамешу, —

Жрец Гильгамеш привал устроил.

[...]

Как мгла пустыни, охватил его сон.

Удел человека, объял его сон.

Его сограждане, его сопутники,

У подножья горы бьют в барабаны!

Это сон, и во сне — виденье!

Спроси его — молчанье в ответ!

Коснись его — он не встанет,

Зови его — он не ответит.

“О ты, кто спит, о ты, кто спит!

Гильгамеш! Жрец! Сын Кулаба! Доколе ты будешь спать?

Нахмурились горы, бросили тени,

Заря бросила свет вечерний,

Уту к матери своей Нингаль, главу воздев, домой ушел.

О Гильгамеш, доколе ты будешь спать?

Твои сограждане, твои сопутники,

У подножья горы вкруг тебя столпились.

Мать-родительница твоя да не пожалуется на тебя

на улицах города твоего!”

Светел разумом, он проснулся.

Своим Словом геройским как плащом покрылся.

Одеянье дорожное легкое берет,

Грудь свою им покрывает.

Как бык “Земли великой” встал.

Лицо к земле склонил, зубами заскрежетал.

“Жизнью матери-родительницы моей Нинсун, отца моего

Светлого Лугальбанды клянусь!

Не взрастал ли я, удивляя всех, на коленях Нинсун, моей

Матушки-родительницы? Да свершу сие!”

И второй раз воистину он сказал:

“Жизнью матери-родительницы моей Нинсун, отца моего

Светлого Лугальбанды клянусь!

Доколе муж тот — муж ли он, бог ли он, —

Доколе не будет схвачен он,

В горы буду стремить мой путь, от города —

Прочь стремить мой путь!”

Верный раб произносит слово, жизнь сохраняющее слово.

Своему господину молвит слово:

“Господин, ты мужа того не видел —

Не трепетало сердце!

Я мужа того видел — трепетало сердце!

Богатырь! Его зубы — зубы дракона!

Его лик — лик львиный!

Его глотка. — поток ревущий!

Его чело — жгучее пламя! Нет от него спасения!

Господин мой, тебе — в горы, а мне — в город!

О закате светоча твоего матери родимой твоей скажу, заголосит она,

О гибели твоей затем скажу, завопит она!”

“Никто другой за меня не умрет!

Лодка с грузом в воде не тонет!

Нить тройную нож не режет!

Один двоих не осилит!

В тростниковой хижине огонь не гаснет.

Ты мне стань подмогой, я тебе стану подмогой,

Что может нас погубить?

Когда затоплена, когда затоплена,

Когда ладья Магана была затоплена,

Когда ладья Магалума была затоплена,

То в ладью “Жизнь дающая” все живое было погружено!

Давай-ка твердо встанем здесь, на него мы глянем здесь!

Если мы встанем здесь,

Увидишь блеск, увидишь блеск — тогда вернись!

Услышишь вопль, услышишь вопль — тогда вернись!”

“За тебя воистину встану я! Одного тебяне оставлю я!”

Он шестидесяти шагов не сделал —

Перед ним Хувава средь кедрового леса.

Взглянул на них — во взгляде смерть!

Чело повернул — гибель в челе!

Крик издал — проклятия крик!

Герой-богатырь! Крик его — буря!

Гильгамеш осторожно к нему придвигается

С речами лукавыми к нему обращается,

Разбито около 6-8 строк.

“Жизнью матери-родительницы моей Нинсун, отца моего

Светлого Лугальбанды клянусь!

Воистину горы — жилище твое, горы — логовище твое!”

“Воистину он знает!”

“Ради потомства моего я в горы твои да войду,

В плоть твою да войду! В твои владения вступлю!

Для ног твоих, малых ног,

Сандалии малые сделаю я!

Для ног твоих, больших ног,

Большие сандалии сделаю я!”

Луч ужаса, луч сияния, первый свой, Хувава сбросил им.

Сограждане Гильгамеша, сопутники Гильгамеша,

Срубили ветви его, связали ветви его,

К подножью горы сложили его.

Луч ужаса, луч сияния, свой второй, Хувава сбросил им.

Сограждане Гильгамеша, сопутники Гильгамеша,

Срубили ветви его, связали ветви его,

К подножью горы сложили его,

И в третий раз он сказал:

“Жизнью матери моей Нинсун

И отца моего Лугальбанды клянусь!

Горы — место жилья твоего — неизвестны,

Горы — место жилья твоего да узнает он!

Муки тончайшей — пищи богов великих,

Воды свежайшей в кожаном мехе

Да принесу тебе я в горы!

К плоти твоей не могу я приблизиться!

Лучи сияния, лучи ужасающие твои отдай ты мне,

И в плоть твою да войду!”

Луч ужаса, луч сияния, третий свой, Хувава сбросил им.

Сограждане Гильгамеша, сопутники Гильгамеша,

Срубили ветви его, связали ветви его,

К подножью горы сложили его.

Луч ужаса, луч сияния, четвертый свой,

Хувава сбросил им.

Сограждане Гильгамеша, сопутники Гильгамеша,

Срубили ветви его, связали ветви его,

К подножью горы сложили его.

Луч ужаса, луч сияния, пятый свой, Хувава сбросил им.

Сограждане Гильгамеша, сопутники Гильгамеша,

Срубили ветви его, связали ветви его,

К подножью горы сложили его.

Луч ужаса, луч сияния, свой шестой, Хувава сбросил им.

Сограждане Гильгамеша, сопутники Гильгамеша,

Срубили ветви его, связали ветви его,

К подножью горы сложили его.

Когда же последний, седьмой, сбросил им,

В покои Хувавы вступил Гильгамеш.

Лик Хувавы подобен змее,

Что в винограднике свернулась!

Как огнем палящим, Гильгамеш пощечиной его ожег!

Хувава лязгает зубами!

Как пойманному быку, связали ноги,

Как плененному воину, скрутили локти!

Хувава рыдает, позеленел!

“Гильгамеш, дозволь обратиться к тебе!

Господин мой, слово дай сказать!

Родимой матери я не ведаю, отца-родителя я не знаю!

В горах я родился, воистину ты — родитель мой!”

Гильгамеша душою небес заклинал,

Душою земли заклинал,

Душою недр заклинал!

За руку его хватал: “Перед тобою склонюсь!”

Тогда Гильгамеш, сын Нинсун, смягчился сердцем,

Рабу Энкиду молвит слово:

“Пусть, Энкиду, плененная птица

К гнезду своему вернется?

Воин плененный к материнскому лону вернется!”

Энкиду Гильгамешу отвечает:

“Если самый высокий не сознает деяний,

Если самый огромный не сознает деяний,

Если самый мудрый не сознает деяний,

Судьба пожирает его, судьба, что не знает различий!

Если плененная птица к гнезду своему вернется,

Если воин плененный к материнскому лону вернется,

То к матери, тебя породившей, ты не вернешься!

Героя плененного освобожденного, эна плененного,

В гипар возвращенного,

Жреца плененного, весельем полного, —

Издревле кто подобное видел?

Он преградит тебе горные тропы,

Разрушит тебе пути-дороги”.

Хувава слышит слово Энкиду,

Хувава молвит Энкиду слово:

“Злые речи сказал обо мне Энкиду!

Наймит, что за пищу себя продает,

Позади соперника идет,

Сказал обо мне злые речи!”

Как только это он сказал,

Его судьбу они решили.

Сам Энкиду в гневе своем

Срубил ему голову, обвернул тканью.

К богу Энлилю, к богине Нинлиль они пришли.

Когда Энлиль и Нинлиль к ним повернулись,

Когда перед Энлилем поцеловали землю,

Покров развернули, голову вынули,

Перед Энлилем положили.

Голову Хувавы Энлиль увидел,

На Гильгамеша воспылал гневом.

“Зачем вы совершили это?

[...]

Перед вами пусть бы сел он!

Вашего хлеба пусть бы поел он!

Воды вашей чистой пусть бы попил он!”

И Энлиль оттуда, где жил Хувава, убрал лучи сиянья.

Луч его первый великой реке отдал.

Второй его луч полям отдал.

Третий луч потокам отдал.

Четвертый луч могучему льву отдал.

Пятый луч "камню проклятия" отдал.

Шестой луч Великой горе отдал.

Седьмой луч богине Нунгаль (?) отдал.

Владыке лучей Гильгамешу, дикому быку,

До гор дошедшему,

К морю сошедшему,

Могучему богу Энлилю — слава! Богу Энки — слава!

Гильгамеш, верховный жрец Кулаба!

Хороша хвалебная песнь тебе!

Перевод В. К. Афанасьевой