В рассматриваемый период было положено начало выяснению тех вопросов, споры из-за которых составляют главное содержание следующей эпохи — эпохи вселенских соборов. Если бы достаточно было одного синтеза, то историю богословской мысли периода вселенских соборов, по VI включительно, можно бы определить парою слов: это опыт церковного истолкования слова θεάνθρωπος ("Богочеловек"). К объяснению этого слова и сводилась вся задача деятельности соборов и церковной литературы.
В истории разъяснения этого слова различаются две стадии: богословская и христологическая. Под "богословием" (θεολογία) разумеется учение о Христе, как Боге, как втором лице Св. Троицы, как это видно из самого слова; под "христоло-гией" же — то, что древние выражали словом οικονομία ("домостроительство"), т. е. учение о воплощении и о том, что было результатом его: единении божества и человечества во Христе. Различие этих двух стадий определилось не сразу. Вначале элементы богословский и христологический излагались совместно, и трудно выделить из этого комплекса строго богословский элемент. В сущности то, что мы называем учением о Троице, сводилось к вопросу о том, что думать о Христе? Этот вопрос — христологический, но так как в нем на первый план выдвигалась божеская сторона Христа, то рассуждения об этом и получили название "θεολογία", богословие.
Легко представить, что во времена апостолов и ближайшие к ним для догматствования не было повода. В писаниях апостольских сохранилось достаточно отдельных случаев, из которых мы знаем, как совершалось крещение. Прозревали во внутреннее человека, оценивали серьезность заверения и на этом основании крестили, не пускаясь в какие-либо длинные оглашения. Бывали случаи, что вера возгоралась в минуту и в следующую уже минуту крестили, уяснение же учения о Христе предоставлялось дальнейшему времени пребывания в церкви. Крестились преимущественно лица еврейского происхождения или затронутые еврейскими воззрениями, а для них самый важный вопрос состоял в том, пришел ли Мессия, и когда кто-либо крестившийся из них говорил "верую во Христа", то этим исповедовал, что Мессия пришел и что жизнь должна устроиться иначе.
В Новом Завете "богословие", учение о Св. Троице, формулировано в заключительных словах Евангелия Матфея: "шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа" (Мф. XXVIII, 19). Но когда в апостольских писаниях делается разъяснение относительно лица Иисуса Христа, то замечается уже соединение богословия с христологиею. Иисус Христос мыслится как Бог вочеловечившийся. "Един есть Бог и един Ходатай Бога и человеков, человек Христос Иисус" (1 Тим. II, 5). Очевидно, здесь подле единого Бога ставится Христос как Искупитель. В 1 Кор. VIII, 4—6 христианский монотеизм противопоставляется языческому политеизму. Языческое понятие о Боге здесь разветвляется и дает два оттенка: "бози" и "господие". Исторически это вполне понятно; мученикам предлагали принести жертвы богам и сказать: κύριε καΐσαρ. Таким образом, в язычестве установилась такая система: боги на небе и боги на земле, т. е. императоры. Поэтому апостол и утверждает:, "но нам един Бог Отец, из Него же вся, и мы у Него, и един Господь Иисус Христос, Им же вся, и мы Тем". Различие означается именами: Бог Отец и Господь Иисус Христос, и дополняется частицами — из Него, у Него, Тем (έξ ου, εις αυτόν,— δι' ού, δι' αύτοϋ). Подобным же образом обрисовывается и учение о Св. Троице в конце 2 Кор. XIII, 13: "благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы Бога и общение Св. Духа со всеми вами". Таким образом, христиане, веровавшие в Бога и Христа, привыкли соединять с именем "Бог" понятие о Боге Отце, и о Христе мыслить как о "Господе".
Но "Господь" — сирийское JL^o marja — есть заместитель еврейского "Iehova", и это слово получило значение термина, означающего Бога, потому что евреи заповедь: "не приемли имене Господа Бога твоего всуе" (Второз. V, 11) поняли в том смысле, что вовсе не следует произносить имени "Иегова", и это имя стало непроизносимым. Когда наступило время перевода священных книг на греческий язык, переводчики слово "Иегова" передавали не через о ών ("Сущий"), а через "Κύριος".
Итак, бесспорно, когда Христа называли Господом, то вместе с тем признавали его и Богом; а тем обстоятельством, что это имя Христу усвоялось преимущественно, давался некоторый оттенок мысли в том направлении, чтобы при сохранении единства Отца и Сына выяснить их личные отношения. Не вдаваясь в исследование чисто онтологической природы Христа, говорили о Нем только как о Боге откровения. Когда приходилось говорить о Его домирном бытии, то в сущности говорили о Его отношении к миру, говорили, что Он, пребывая в Боге от вечности, исходит от Бога для сотворения мира.
Первые верующие были большею частию люди простые, без научного образования. Первые опыты богословской науки у христиан могли появиться лишь тогда, когда в церковь вступили лица, философски образованные, как, например, Иустин Философ. Генерация церковных писателей-апологетов, начиная с Иустина Философа, известна в немецкой литературе под именем Logoslehrer, "учителей о Слове". Действительно, учение о Христе как Λόγος'ε составляет главный предмет их творений. В философской литературе предшествовавшего времени даны указания на учение такого рода. Там на философском монотеизме основывается пантеизм. При этом подле абсолютной единицы ставится понятие о Логосе. Это понятие не исчерпывается ни русским "слово", ни латинским "verbum". "Έν άρχη ήν ό Λόγος" ("В начале было Слово") нельзя передать точно словами "in principio erat Verbum". Verbum есть собственно ρήμα. Уже Тертуллиан заметил, что основной момент в понятии Λόγος — не "слово", а "разум" = ratio, и пытался ввести в употребление более чем verbum соответственное "sermo". Греческий язык пропорциональность частей, взаимное отношение между ними означает также словом λόγος. Λόγος в философии означает отражение божественного в мире. Λόγος есть не только отображение Абсолютного, но и идеальный мир, совокупность "Богословская стадия" раскрытия учения о Богочеловеке идей, которые в мире осуществляются. Греки названием Λόγος давали понять, что это выражение Абсолюта в действии.
Обращаясь с проповедью христианской истины к язычникам с философской подготовкой, эти христианские учители, естественно, обратили внимание на тот пункт философского умозрения, который мог быть полезным пропедевтическим средством. Объясняя мир подле Бога, конечное подле бесконечного, философы не допускали возможности непосредственного отношения Абсолюта к конечному, сущего (το δν) к материи (υλη). Необходимо было низшее божественное,— выше мира, но ниже Абсолютного, чтобы быть посредником между Богом и миром. Это низшее божественное отражает в своем существе черты бесконечного и конечного и называется Λόγος.
Если по этой стороне философское учение о Λόγος'ε могло приблизить язычников к уразумению христианского учения о Сыне Божием, "Им же вся быша", то другие элементы этого философского посредствующего понятия были неблагоприятны для усвоения христианского догмата во всей чистоте его.
1. Философский Λόγος — неизбежно (в этом лежит его rai-son d'etre) низшее божественное (субординационизм, subordi-natio secundum substantiam).
2. Λόγος — для мира. У христианских писателей это сказалось теориею двойственного Слова: а) Λόγος ένδιάθετος, Слово имманентное, сущее в Боге, и б) Λόγος προφορικός, Слово в явлении, открывшееся в мире. По Феофилу антиохийскому, "в начале бе Слово и Слово бе к Богу" = Λόγος ένδιάθετος, "и Бог бе Слово: вся Тем быша" = Λόγος προφορικός.
В связи с этим стоит особенное представление о рождении Слова предмирном, но не предвечном (не άίδιος). У Тертуллиа-на от вечности есть Sermo in Deo, intra Deum, cum Deo, и это бытие Слова есть в некотором смысле Его generatio. Однако "nativitas perfecta Sermonis" последовала в предмирное мгновение, когда "рече Бог" (т. е. miserat Sermonem suum): "Fiat lux", и Sermo, lux vera, "prodeundo generatus est", и "procedendo" стал "Filius". Поэтому бытие домирное для Тертуллиана есть бытие "до рождения Сына", бытие nondum Filio apparente. Отсюда в этом бытии и Бог еще не был Отцом: fuit tempus, cum Filius поп fuit,— qui Patrem Deum faceret.
Эта же идея у Ипполита разрешается уже в три момента,— в тройственное рождение Слова, как а) Λόγος ένδιάθετος, б) τέλειος Λόγος μονογενής, "совершенное единородное Слово" (= Λόγος προφορικός), и в) εις Υιός τέλειος Θεοϋ, "единый совершенный Сын Божий" (со мгновения, когда Λόγος σαρξ έγένετο, "Слово стало плотью").
