Из сообщений синоптиков трудно понять, а из рассказа Квартуса — совсем нельзя уразуметь, как мог Иисус принять в столь близкий круг своих учеников человека, способного на предательство, и как сам Иуда Искариот мог дойти до того, чтобы предать Учителя. Миллионы людей задавались этим вопросом, создавая все новые и новые гипотезы, «да только воз и ныне там». Разумные доводы по этому поводу в основном отвергаются, и весь рассказ о предательстве обрастает новыми деталями и догадками, переходя из исторической канвы в область художественной литературы и мифотворчества.
Основная ошибка исследователей при рассмотрении этого вопроса заключается в том, что они хотят понять психологию Иуды, а не психологию евангелистов. Поэтому мы, оставляя в стороне догадки об умонастроениях предателя, попытаемся представить, чем руководствовались авторы (редакторы) Евангелий при описании самого загадочного сюжета в Новом завете.
Вполне вероятно, что Примус, прочитав Евангелие от Марка, возмутился тем, что Иуда не понес никакого наказания за свое предательство. Представление евангелиста, что такое подлое деяние должно быть наказано карой Божией, подтолкнуло его к составлению рассказа о самоубийстве Иуды.
Как и всегда при создании некоторого якобы исторического рассказа, евреи искали предопределенный сюжет в цитатах Танаха. Первый евангелист сразу же ухватился за слова из Книги пророка Захарии: «[...] тридцать сребренников [...] бросил [...] в дом Господень [...]» (Зах.11:13). Кроме того, Примус во Второй книге Царств усмотрел слова, сказанные о самоубийстве Ахитофела (אֲחִיתפֶל): «[...] и собрался [...], и удавился, и умер [...]» (2 Цар.17:23). И вот, из этих неопределенных слов, не имеющих отношения ни к Иисусу, ни к Его предательству Иудой, ни к раскаянию, первый евангелист составил следующий рассказ: «Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребренников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам. И, бросив сребренники в храме, он вышел, пошел и удавился» (Мф.27:3-5).
Неисторичность этого эпизода видна невооруженным глазом, причем в данном случае повествование доходит до анекдотичности: Иуда еще до суда Пилата «увидел», что Иисус осужден. Таким образом, Примус, сам того не желая, приписал предателю дар предвидения.
Впрочем, искусственность и мифичность рассказа о самоубийстве Иуды мы можем доказать, основываясь на повествовании Терциуса, который тоже говорит о смерти Искариота, но в совершенно другой форме.
Третий евангелист, как и Примус, тоже был знаком с Евангелием от Марка и тоже имел основание возмущаться безнаказанностью предателя. Однако Терциус не знал, что первый евангелист уже сочинил историю о позорной смерти Иуды, и стал сочинять новую, также основываясь на изречениях из Ветхого завета и даже приводя их в своем тексте. Итак, по версии Терциуса, Искариот не вернул старейшинам денег, а сам купил себе землю «неправедною мздою», а затем «низринулся» (надо полагать, нечаянно свалился) в овраг, вследствие чего «расселось чрево его, и выпали все внутренности его» (Деян.1:16 и сл.).
Таким образом, между рассказами Примуса и Терциуса нет ничего общего, кроме упоминания о скоропостижной смерти Иуды; и этот факт вполне доказывает, что оба рассказа не имеют под собой никакой исторической основы.
Из Евангелий нельзя усмотреть хоть сколько-нибудь серьезного мотива для предательства. Квартус сводит все к банальному расточительству, которое якобы возмутило Иуду: «Мария же, взяв фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса и отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира. Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим?» (Ин.12:3-5).
Однако несостоятельность этого мотива сразу же обнаруживается при сравнении данного эпизода с параллельным местом в Евангелии от Марка, в котором сказано, что не Иуда, а «некоторые же вознегодовали и говорили между собою: к чему сия трата? ибо можно было бы продать его более, нежели за триста динариев и раздать нищим» (Мк.14:4-5).
Несколько более серьезный мотив для предательства приводят синоптики. Так, Секундус говорит: «И пошел Иуда Искариот, один из двенадцати, к первосвященникам, чтобы предать Его им. Они же услышавши обрадовались и обещали дать ему сребренники» (Мк.14:10-11). Примус даже называет сумму: «Они предложили ему тридцать сребренников [...]» (Мф.26:15), — и именно это указание снова отправляет нас к Книге Захарии: «И они отвесят в уплату Мне тридцать сребренников» (Зах.11:12).
Итак, искусственность и неисторичность данного эпизода говорят сами за себя. Во-первых, мы наблюдаем стремление евангелистов все действия приурочить к цитатам из Танаха, которые рассматривались как пророчества о Мессии; во-вторых, Квартус, в противоположность синоптикам, ни о какой плате за предательство не говорит; в-третьих, вряд ли бы человек, в руках которого была касса (Ин.12:6) и который знал, что со смертью Иисуса он теряет пост казначея, променял выгоды своего положения на ничтожную сумму денег[1].
Рассказ о поцелуе предателя (Мф.26:47-50; Мк.14:43-46; Лк.22:47-48) — один из самых знаменитых эпизодов античной литературы. Поцелуй, всегда считавшийся проявлением любви и нежности, здесь выступает наряду с самым гнусным деянием, известным человечеству; и эта антитеза действительно побуждает читателя с еще большей интенсивностью сопереживать тому, о чем повествуется в Евангелии.
Однако именно эта антитеза и убеждает нас в том, что данный эпизод является художественным вымыслом, а не историческим фактом. В самом деле, Иуда поцелуем указывает отряду, кто из них Иисус, то есть из этого следует, что те, которые пришли арестовывать Основателя, не знали Его в лицо. Однако из дальнейшего повествования непреложно явствует, что Иисус каждый день проповедовал перед ними в Храме (Мф.26:55; Мк.14:48-49; Лк.22:52-53), а значит, Основатель был хорошо знаком страже. Кроме того, о поцелуе предателя опять же ничего не говорит Квартус и, вероятно, совершенно о нем не знает.
Древних христиан смущал тот факт, что Иисус приблизил к себе Иуду, ибо это обстоятельство могло истолковываться в том смысле, что Основатель не обладал дальновидностью и, вообще, плохо разбирался в человеческой сущности, а такие характеристики не приличествовали Посланнику Божиему.
Поэтому было решено, что Иисус, как и подобает божественному существу, разгадал намерения предателя и объявил о них на последней вечере. Квартус даже заявляет, что Основатель «от начала знал» планы Иуды (Ин.6:64); но если так, то с нашей человеческой точки зрения непонятно, почему Иисус не удалил ученика-предателя из своей общины.
Цельс по этому поводу пишет: «Если Он заранее назвал того, кто Его предаст и кто от Него отречется, то как же это они (ученики Иисуса. — Р.Х.) не испугались Его, как Бога, и не отказались от мысли предать Его и отречься от Него? А между тем они предали Его и отреклись от Него, нисколько о Нем не думая [...]. Ведь если против человека злоумышляют и он, вовремя об этом узнав, заранее скажет об этом злоумышленникам, то они откажутся от своего намерения и остерегутся. Следовательно, это не могло произойти после Его предсказания — это невозможно, а раз это [все же] произошло, то [этим] доказано, что предсказания не было. Ибо совершенно немыслимо, чтобы люди, заранее слышавшие об этом, еще [пошли на то, чтобы] предать и отречься» (Цельс у Оригена. — Orig.CC.II.18-19).
С одной стороны, предсказание о предательстве одного из учеников могло остеречь предателя от своих намерений, но с другой стороны, оно, наоборот, могло и спровоцировать Иуду на этот шаг. В христианском мире даже появился беллетристический вариант объяснения мотива предательства: Иисус предсказал, что один из учеников предаст Его, но никто из Двенадцати не хотел этого делать, и тогда Иуда, как самый любящий и преданный ученик, решился пожертвовать своей репутацией, чтобы не пострадал авторитет Иисуса, ибо, по понятиям Искариота, Учитель ошибиться не мог.
Таким образом, апологическая версия, что Основатель предсказал о предательстве, высвечивает Иисуса просто как провокатора, и древние христиане, пытаясь сгладить недоразумения в рассказе о предателе, представили нам Основателя в нежелательном свете.
Как бы то ни было, с исторической точки зрения версия о предсказании Иисуса о предательстве неприемлема — во-первых, ввиду ее нелогичности, а во-вторых, ввиду ее хулительного характера. В конце концов, у нас нет причины так низко ставить Иисуса, и лучше признать рассказ о предсказании фальшивкой наивного христианина, чем согласиться с версией о подлом или параноическом характере Иисуса.
Итак, анализируя рассказ о предателе с исторической точки зрения, мы отметаем эпизод за эпизодом. А что, если нам пойти дальше и принять версию протестантского теолога Г. Фолькмара (1809–1893), что весь рассказ об Иуде и его предательстве является простым тенденциозно-поэтическим вымыслом?
Исходя из этой системы представлений, следует прежде всего отметить, что легенда о предателе возникла в среде иудеохристиан, ибо в пользу этого говорит семитское прозвище Иуды — Искариот («муж из Кариота»). Кроме того, эта легенда возникла никак не раньше 70-х годов I века, ибо в посланиях Павла и Апокалипсисе об Иуде ничего не говорится.
Ответ на вопрос: «Что побудило христиан создать легенду о предателе из числа близких учеников Иисуса?» — мы находим в Евангелии от Иоанна: «Но да сбудется Писание: “ядущий со Мною хлеб поднял на Меня пяту свою”» (Ин.13:18). В самом деле, христианские писатели изыскивали в Танахе фразы, которые можно было истолковывать в мессианском смысле, и путем личной фантазии пытались доказать, что эти пророчества сбылись на Иисусе. Таким образом, можно предположить, что автор рассказа о предателе нашел в Псалтири изречение, которое, впрочем, не имело никакого отношения ни к Иисусу, ни к Мессии, и решил, что эта фраза есть не что иное, как мессианское пророчество: «Даже человек мирный со мною, на которого я полагался, который ел хлеб мой, поднял на меня пяту» (Пс.40:10). То обстоятельство, что псалмопевец говорит о сотрапезнике, побудило автора рассказа сделать предателем не просто ученика Иисуса, а близкого ученика, с которым Учитель делил хлеб, то есть из числа Двенадцати. Теперь оставалось придумать предателю имя, причем такое имя, которое не вызывало бы никаких конкретных воспоминаний, но которое ввиду универсальности подходило бы под любую историческую личность. Таким именем стало имя Иуда (יְהוּדָה) как синоним слова еврей, а таким прозвищем стало прозвище Искариот (אִישׁ־קְרִיּוֹת) [2] — муж из Кариота. В Палестине было несколько городов с названием Кариот (К’риййóт), но, по моему мнению, соль состоит в этимологии названия, ибо к’риййот означает город. Таким образом, всем нам знакомое с детства имя предателя Иуда Искариот, или, точнее, Й’hуда Иш-к’риййот, можно перевести как еврей из города. В самом деле, более универсального имени придумать трудно!
Теперь давайте рассмотрим, каким образом рассказ о предателе вошел в наши Евангелия.
Перед глазами Квартуса-редактора находилось некоторое «первоевангелие от Иоанна» и рассказ об Иуде, и в задачу этого редактора входило гармонично вплести второе в текст первого. Мы можем проследить, каким образом была выполнена эта задача, путем текстуального анализа.
Прежде всего кажется странной фраза из стиха 3 главы 18: «ὁ οὖν Ἰούδας [...] ἔρχεται ἐκεῖ μετὰ φανῶν καὶ λαμπάδων καὶ ὅπλων»; и, по-моему, в «первоевангелии» вместо «ὁ οὖν Ἰούδας λαβὼν τὴν σπεῖραν [...]» значилось просто «ἡ οὖν σπεῖρα [...]».
По поводу стиха 4 главы 12 уже было сказано выше, что здесь, вероятно, в «первоевангелии» было: «ἦσαν δέ τινες αγανακτοῦντες πρὸς ἑαυτούς».
Таким образом мы можем увидеть, как ориентировочно выглядел текст Иоаннова
«первоевангелия» (без рассказа о предателе) в интересующих нас
отрывках.
Глава 6: «63 Дух животворит, плоть не пользует ни мало; слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь; 64 но есть из вас некоторые неверующие.
(Ибо Иисус от начала знал, кто суть неверующие и кто предаст Его. 65 И сказал:)
Для того-то [и] говорил Я вам, что никто не может придти ко Мне, если [то] не дано будет ему от Отца Моего. 66 С этого [времени] многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним. 67 Тогда Иисус сказал двенадцати: не хотите ли и вы отойти? 68 Симон Петр отвечал Ему: Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни, 69 и мы уверовали и познали, что Ты — Святой Бога[3].
(70 Иисус отвечал им: не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол. 71 [Это] говорил Он об Иуде Симонове Искариоте, ибо сей хотел предать Его, будучи один из двенадцати)».
Глава 12: (4) Некоторые же вознегодовали и говорили между собою: «5 Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим?
(6 Сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор: он имел [при себе денежный] ящик и носил, чтó туда опускали)».
Глава 13: «2 И во время вечери
(когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его,)
3 Иисус, зная, что Отец все отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит, 4 встал [...]»; и т. д.
«16 Истинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего его. 17 Если это знаете, блаженны вы, когда исполняете.
(18 Не о всех вас говорю; Я знаю, которых избрал. Но да сбудется Писание: “ядущий со Мною хлеб поднял на Меня пяту свою”. 19 Теперь сказываю вам, прежде нежели [то] сбылось, дабы, когда сбудется, вы поверили, что это Я.)
20 Истинно, истинно говорю вам: принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает; а принимающий Меня принимает Пославшего Меня.
(21 Сказав это, Иисус возмутился духом, и засвидетельствовал, и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня»; и т. д. «30 [...] а была ночь. Когда он вышел, 31 Иисус сказал:)
Ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем [...]»; и т. д.
Глава 18: «1 Сказав сие, Иисус вышел с учениками Своими за поток Кедрон, где был сад, в который вошел Сам и ученики Его.
(2 Знал же это место и Иуда, предатель Его, потому что Иисус часто собирался там с учениками Своими. 3 Итак Иуда, взяв)
Отряд [воинов] и служителей от первосвященников и фарисеев приходит туда с фонарями и светильниками и оружием. 4 Иисус же, зная все, чтó с Ним будет, вышел и сказал им: кого ищете? 5 Ему отвечали: Иисуса Назорея. (Иисус) говорит им: это Я.
(Стоял же с ними и Иуда, предатель Его.)
6 И когда сказал им: “это Я”, — они отступили назад и пали на землю»; и т. д.
Теперь проведем аналогичный анализ и над синоптическими Евангелиями. За образец мы возьмем Евангелие от Марка, ибо первое и третье Евангелия — второисточники, основанные на Марковом предании.
Стихи 10 и 11 главы 14 мы можем исключить без труда, так как они вставлены между двумя эпизодами и их исключение не нарушает смысла и стройности повествования.
Далее, глава 14: «18 И когда они возлежали и ели,
(Иисус сказал: истинно говорю вам, один из вас, ядущий со Мною, предаст Меня. 19 Они опечалились и стали говорить Ему, один за другим: не я ли? и другой: не я ли? 20 Он же сказал им в ответ: один из двенадцати, обмакивающий со Мною в блюдо. 21 Впрочем Сын Человеческий идет, как писано о Нем; но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы тому человеку не родиться. 22 И когда они ели,)
Иисус, взяв хлеб, благословил, преломил, дал им и сказал: приимите, ядите; сие есть Тело Мое»; и т. д.
Глава 14: «41 [...] Кончено, пришел час: вот, предается Сын Человеческий в руки грешников.
(42 Встаньте, пойдем; вот, приблизился предающий Меня.)
43 И тотчас, как Он еще говорил, приходит
(Иуда, один из двенадцати, и с ним)
множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и книжников и старейшин.
(44 Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть; возьмите Его и ведите осторожно. 45 И пришед тотчас подошел к Нему и говорит: Равви! Равви! и поцеловал Его.)
46 Они возложили на Него руки свои и взяли Его»; и т. д.
Итак, исключая из текста Евангелий сообщения об Иуде и его предательстве, мы приходим к выводу, что повествование не теряет своей самобытности, а в некоторых случаях — даже становится более цельным.
Вообще, версия о неисторичности Иуды Искариота кажется мне весьма не безосновательной. В самом деле, исключая из списка Двенадцати Иуду, мы наконец-то приходим к твердому перечню имен апостолов: Секундус, вероятно, заменил в списке Двенадцати Левия Алфеева Иудой Искариотом (Мк.3:19; ср. Мк.2:14), а Примус пошел еще дальше — совсем не упоминает Левия, а вместо него называет Матфея (Мф.9:9; 10:3). Таким образом, перечень Двенадцати, быть может, имел следующий вид:
1) Симон Кифа (Петр), сын Ионы, уроженец Вифсаиды;
2) Андрей, брат Кифы, уроженец Вифсаиды;
3) Иаков, сын Зеведея;
4) Иоанн, брат Иакова Зеведеева;
5) Филипп, уроженец Вифсаиды;
6) Нафанаил Варфоломей, уроженец Каны Галилейской;
7) Матфей;
8) Иаков, сын Алфея;
9) Иуда, брат Иакова Алфеева; он же Фома[4];
10) Фаддей;
11) Симон Канаит (Зилот);
и 12) Левий Алфеев, мытарь.
Кроме того, кажется весьма странным, что ни Павел, ни автор Апокалипсиса ни словом не упоминают о предателе: оба говорят просто о двенадцати учениках-апостолах, не сообщая ничего об исключении кого-либо из их числа (1 Кор.15:5; Отк.21:14), хотя упоминание об исключении Иуды и замене его другим выглядит здесь не только уместным, но и необходимым, ибо наши Евангелия тогда еще не были написаны. В рассказе апостола Павла об учреждении евхаристии (1 Кор.11:23), вопреки евангелистам, упоминающим по этому случаю о предательстве, говорится только о предании Иисуса властям, и говорится это в той форме, в какой у Примуса (Мф.4:12) говорится о взятии под стражу Иоанна Крестителя, пленение которого не было последствием предательства[5].
Кроме того, если не считать Евангелий и Деяний апостолов, об Иуде и его предательстве не упоминает ни один из писателей Библии, не упоминает ни автор (авторы) Дидахэ, ни автор Послания Варнавы, ни Климент Римский в своем послании к коринфянам, ни Герма в своем Pastor’е, ни Игнатий в своих семи посланиях, ни Поликарп в своем послании к филиппийцам, — ни один писатель I века – 1-ой половины II века[6]. Более того, об Иуде ни слова не говорит Юстин, который полностью пересказывает повествование Евангелий, вплоть до непорочного зачатия, а это — серьезнейший аргумент в пользу того, что даже в третьей четверти II века Юстин не знал истории о предательстве Иисуса кем-либо из Его учеников.
Лишь около 177 года о предательстве Иисуса отчасти говорит Цельс (в передаче Оригена). И только Ириней является тем христианским писателем, который действительно хорошо был знаком с историей предательства (Iren.Haer.II.32:1,3[20:2,4,5])[7].
На этом можно было бы признать, что весь рассказ περὶ Ἰούδου τοῦ παραδιδοῦ является художественным вымыслом, и поставить точку. Однако в истории о предательстве, исключая отмеченные выше детали, нет ничего сверхъестественного, чтобы безоговорочно признать ее мифом. Кроме того, остаются открытыми некоторые вопросы — например: если автор второго Евангелия действительно был толмачом апостола Петра, то как же он мог до такой степени исказить факты и опорочить одного из Двенадцати? Каким образом история о предателе проникла в версию Маркиона и в иудео-христианские Евангелия — в частности, в Евангелие Эбионитов (Evangelium Ebionitum. — Epiph.Haer.XXX.13)? Нельзя также исключать возможности того, что Ириней узнал об Иуде Искариоте от Поликарпа, а тот, в свою очередь, — от своего учителя, Иоанна Зеведеева. Впрочем, конечно, автором, а точнее компилятором второго Евангелия мог быть и не Иоанн-Марк, а иудео-христианские Евангелия могли подвергаться переработке и исправлению. Конечно, Ириней мог узнать об Иуде Искариоте вовсе не от Поликарпа, а из Евангелий, однако в истории о предателе много темных пятен, чтобы можно было окончательно расставить все точки над «i».
[1] Тридцать сребренников (שְׁשִׁים הַכֶּסֶף, Зах.11:13) = тридцать шекелей серебром (כֶּסֶף שְׁשִׁים שְׁקָלִים) = стоимость раба (Исх.21:32).
[2] В греческом написании: Ἰσκαριώθ (Мк.3:19), или Ἰσκαριώτης (Мф.10:4).
[3] Так во всех авторитетных кодексах: ὁ ἅγιος τοῦ θεοῦ.
[5] Обратите внимание на употребление вариантов префикса: παρε- (Мф.4:12; 1 Кор.11:23) и παρα- (Мф.26:21,46; Мк.14:18,42; Лк.22:21,48; Ин.6:64,71; 12:4; 13:2; 18:2,5).
[6] Ириней утверждает, что об Иуде-предателе знал Папий (Iren.Haer.V.33:4; этот отрывок мы приводили в § 16), но это утверждение кажется мне сомнительным. По всей вероятности, в выражении «Иуда-предатель не поверил сему» слово proditore (предатель) добавлено Иринеем или кем-то другим. В действительности же, я думаю, Папий имел в виду Иуду Фому, который постоянно сомневался и всему не верил (Ин.14:5,22; 20:24-28).
[7] Ириней, правда, рассказывает о секте каинитов, которые «учат, что только один из апостолов знал истину — Иуда Искариот. Он, мол, совершил тайну предания и поэтому через него “разрешено все земное и небесное”. Они также выдают вымышленную историю такого рода, называя Евангелием Иуды» (Iren.Haer.I.28:9[31:1]); однако, по всей вероятности, секта каинитов возникла лишь в середине II века, и именно тогдашнее распространение истории о предательстве и послужило, видимо, главной причиной возникновения этой секты.
