В четверг с заходом солнца наступило 14 число месяца нисана. Ешуа
после проповеди в Храме не отправился сразу же в селение Бет-Анйа, а пошел со
своими тальмидами в нижнюю часть Й'рушалайима, к горе Циййон, в дом альманы
Мирйам.
Дом Мирйам такой же, как и
большинство богатых домов столицы: наверху располагалась
надстройка-алиййа
с отдельным к ней входом-лестницей. Алиййа, устланная коврами и уставленная
ложами-мишкабами1,
служила для приема почетных гостей; она освещалась не только узкими оконцами в
стене, но и большим прямоугольным окном наверху.
Вечером в алиййе зажгли светильники. Ешуа
с тальмидами возлег, и все приступили к трапезе (Мф.26:20; Мк.14:17-18;
Лк.22:14).
Мара,
по своему обыкновению, преломил
льхэм2,
роздал его тальмидам и сказал:
Д'на
hу бисри (Мф.26:26; Мк.14:22; Лк.22:19).
Затем благословил чашу с
хамрой3,
отпил из чаши глоток и, пуская ее по кругу, сказал:
Д'на
hу дами
(Мф.26:27-28; Мк.14:23-24; Лк.22:20).
Для каждого из своих тальмидов Ешуа нашел
в этот вечер доброе слово.
По окончании трапезы Ешуа со своими
тальмидами вышел вероятно, через ворота
hаммaйим (Водяные) за стены
Й'рушалайима. Была ночь. Полнолуние. Вся группа миновала долину Й'hошапата и
достигла сада Гат-Ш'мена (Мф.26:36; Мк.14:32; Ин.18:1), где Ешуа ожидали
вооруженные люди алабарха (Мф.26:47; Мк.14:43; Лк.22:47): рабы, в серых туниках
и с медными ошейниками, и стража Храма. Тогда все тальмиды бросили своего
Учителя (Мф.26:56; Мк.14:50), а сам Он был арестован и отведен в дом Ханана
(Ин.18:13). Бывший алабарх допросил Арестованного, а потом отправил Его в
беткэле4,
где Ешуа провел остаток ночи (Ин.18:24).
Поутру коhэны связали Ешуа и отвели Его
к бывшему дворцу царя hор'доса. Сейчас коhэны не были такими нарядными,
каковыми они будут через несколько часов - в Храме, когда будут закладывать
агнца
(см.
Приложение 6). Конечно, исраэлиты не вошли в жилище гоя
нельзя было оскверниться в день перед Пасхой (Ин.18:28), они остались на
каменном помосте, своей формой напоминающем
габию (чашу). Прокуратор сам вышел к ним на
Габту5
(Ин.19:13): средних лет, в белой тунике (tunica), с выбритыми, как у всем
романцев, висками, Понтиус Пилатус воссел на бэме
(bema
судейское место). Его руки были украшены браслетами, а на
безымянном пальце правой руки блестел перстень с большой камеей из красного
ясписа. Белая тога-претекста (toga praetexta окаймленная тога)
пристегивалась на плече наместника золотой брошью, в которую были вправлены
драгоценные камни, искрившиеся на свету.
Пилатус поинтересовался у коhэнов, в чем
они обвиняют Арестованного? Они ответили, что Ешуа развращает народ, запрещает
платить трибутум Роме (tributum подать, налог; Roma
Рим) и называет себя царем Й'hуды (Лк.23:3). Прокуратор обратился к
Арестованному: Rex Judaeorum es?. Скриба, стоящий рядом,
перевел6:
Ант'h
hу малькa ди Й'hудаe? Ешуа ответил:
Ант
миллaльт. Dixisti,
передал Пилатусу скриба, теряя в переводе смысловую тонкость ответа (Мф.27:11;
Мк.15:2; Лк.23:3).
Тогда прокуратор велел Ешуа войти в
преториум (Ин.18:33) и, допросив Его там, вынес приговор: Damno capitis
(приговариваю к смерти). Затем приказал трубунусу (tribunus
трибун, то есть командир когорты) вывести Ешуа из преториума и твердо
распорядился: Tribune, tolle in crucem hunc (Трибун, распни его на
кресте)! (Мф.27:26; Мк.15:15; Ин.19:16).
Трибунус вызвал из крепости Антония
отряд во главе с кентурионом
(centurio)7.
И, когда кентурия пришла, солдаты вспомогательных войск (milites auxiliorum) в
насмешку дали Ешуа знаки царского достоинства: одели Его в
пурпурную мантию (багряница по-арамейски
ар-г'ва-на)
монарха, возложили на голову венец, сплетенный из терна, и дали в руки трость
вместо скипетра. Затем они ввели Ешуа в преторий и восклицали: Ave, rex
Judaeorum!8
и часть из них, становясь на колени, кланялась Ему, а другие били
Его тростью по голове (Мф.27:27-30; Мк.15:16-19; Ин.19:2-3;
Orig.CC.II.34).
Вдоволь насмеявшись над Ешуа, кентурия
отвела Его в крепость Антония. Распятию обычно предшествовало бичевание
(Jos.BJ.II.14:9; V.11:1; VII.6:4; Titus Livius.XXXIII.36), и
поэтому воины раздели Ешуа, привязали Его к столбу и били (Мф.27:26; Мк.15:15;
Ин.19:1), применяя плети с прикрепленными на конце оловянными шариками или
дроблеными костями животных, которые разрывали тело до костей
(Eus.HE.IV.15:4). Чтобы жертва не скончалась раньше времени, число
ударов обычно не превышало сорока (2 Кор.11:24; ср. Втор.25:3).
Было около полудня (Ин.19:14), и в
гарнизоне пропела труба (Vegetius.Epitoma rei militaris.II.22). Тогда
кентурия вместе с Осужденным отправилась к месту казни на курган
Гольгольта, до которого от крепости
Антония было около 700 метров. Отряд шел, растянутый двумя цепями вдоль дороги,
а между этими цепями, неся на себе перекладину креста (Ин.19:17), шел Ешуа,
вновь облаченный в свои одежды. Замыкалась кентурия воинской цепью, а за нею
следовали зеваки из евреев. Плотники же, оснащенные веревками, лопатами и
топорами (Ibid.II.11), уже давно трудились на Гольгольте: они прибыли туда
сразу же, как только узнали о приговоре Пилатуса.
Даже при дымчатом солнце хамсина оружие
воинов сверкало. Каждый из них был одет в алую тунику, поверх которой блестел
панцирь-лорика (lorica), изготовленный из кожи с нашитыми сверху медными
пластинами. В правой руке у воинов находилось копье (hasta), а у бедра висел
меч-гладий (gladius). Если бы это был настоящий военный поход, то в левой руке
воины несли бы щит, на котором был нарисован отличительный знак-дигмат.
Кентурион отличался от остальных воинов тем, что на его шлеме красовался
посеребренный гребень (Ibid.II.14-18).
Ешуа вконец изнемог. Он упал и был не в
силах дальше нести орудие своего умерщвления. Это произошло у стен города.
Тогда кентурия встретила некоего Шим'она и принудила его нести перекладину
(Мф.27:32; Мк.15:21; Лк.23:26).
Hаконец, вся процессия пришла к месту
казни. По еврейскому обычаю, Ешуа предложили выпить наркотического напитка, но
Он, слегка пригубив, отказался пить этот дурман, предпочитая расстаться с
жизнью в полном сознании (Мф.27:33-34; Мк.15:22-23). И тогда Ешуа раздели и
пригвоздили к кресту, а воины разделили между собой Его одежду.
Поо романскому обычаю
(Suet.Caligula.32; Eus.HE.V.1:43), над головою Ешуа прибили
титулус с надписью:

Коhэны отправились в Храм, чтобы
принести ежедневную, а затем пасхальную жертву. У самого ц'лаба Ешуа сидели
воины и следили за порядком (Мф.27:36), а в некотором отдалении наблюдали за
казнью верные галильские подруги Основателя (Мф.27:55-56; Мк.15:40-41;
Лк.23:49,55; 24:10; Ин.19:25). Кроме этой небольшой группы женщин, Ешуа видел
перед собою лишь проявление человеческой низости. В Его адрес раздавались
оскорбительные насмешки: Разрушающий Храм и в три дня созидающий, спаси
себя самого! говорили одни. Других спасал, а себя самого
спасти не можешь! говорили иные (Мф.27:39-43; Мк.15:29-32).
Перед Ешуа предстала картина людской
неблагодарности. В какую-то минуту Он подумал, что Отец Hебесный оставил Его, и
Казненного охватило отчаяние. Силы оставляли Его, и ждать помощи было неоткуда.
И тогда Ешуа воскликнул:
Элоhи,
Элоhи! льма ш'бактани?
(Мк.15:34; ср. Мф.27:46; ЕФ.72).
Hебо посерело. Хамсин сжигал землю, и все
задыхались. Ржавое солнце дрожало, клонясь к западу. Случалось, в хамсин
умирали звери и птицы, а сейчас умирал на ц'лабе Человек.
Ц'мээт,
сказал Ешуа (Ин.19:28), и один из воинов намочил губку поской (posca) и,
надев ее на трость, поднес к губам Казненного (Мф.27:48; Мк.15:36; Лк.23:36;
Ин.19:29).
Около третьего часа пополудни (Мф.27:45;
Мк.15:34; Лк.23:44) Ешуа возопил громким голосом (Мф.27:50; Мк.15:37), и голова
Его поникла на грудь (Ин.19:30).
Ешуа умер. Hа Гольгольте закончилась жизнь
Человека, и началась легенда о Богочеловеке.
1
Мишкаб
в переводе с арамейского ложе.
К тексту
2 Льхэм
(l'chem
= евр.
lechem)
в переводе с арамейского хлеб, хлебная лепешка.
К тексту
3
Хамра
в переводе с арамейского вино.
К тексту
4
Беткэле
в переводе с еврейского темница, тюрьма (букв.
дом удержания).
К тексту
5
Габта
(вероятно, от
габиа) =
Габбата;
в переводе на греческий:
Lithostroton;
этот Литостротон представлял собой каменный помост,
расположенный в колоннаде на открытом воздухе (Jos.BJ.II.9:3; 14:8;
Мк.15:16; Ин.18:33).
К тексту
6 Пилат,
безусловно, знал греческий язык, но вряд ли он говорил по-арамейски;
scriba писец, секретарь.
К тексту
7 Ea tempestate в
латинском языке буква c звучала как [k] во всех положениях, и лишь в
IV V веках были отмечены случаи перехода [k] в аффрикату [ts] перед [e]
и [i]; отпадающий в Nom. S. носовой n присутствует в основе.
К тексту
8 Здравствуй,
царь иудеев! (лат.) перефразировка Ave, Caesar
Imperator!; автор Евангелия от Петра приводит следующую деталь:
[...] посадили на судейское место, говоря: суди праведно (jus dice jure),
царь Израиля! (ЕП.7).
К тексту
|