Мы приступаем к изучению нового трактата, который расположен в середине четвертого (из шести) раздела Мишны (и Талмуда).
Весь этот раздел посвящен в основном уголовному и гражданскому праву. Первые три трактата — Бава Кама, Бава Мециа и Бава Батра — определили основные законы. Следующий за ними трактат Санѓедрин дал описание основных правил, по которым вершится справедливый суд, а также рассмотрел виды наказаний и способы их практической реализации.
Далее идет наш трактат — Макот, который и завершит эту тему.
Он посвящен обсуждению трех, весьма неожиданных подходов к проблеме реализации в суде принципа Справедливости (с большой буквы). В соответствии с этим трактат разделен на три главы.
В первой говорится о злоумышленных свидетелях. Не о лжесвидетелях, а именно — о злоумышленных, которые, в отличие от лжесвидетелей, чьи показания могут быть просто ошибочными, вообще не должны выступать в роли свидетелей, ибо на месте преступления не были, а показания дают либо по собственному злому умыслу (намереваясь причинить человеку зло), либо по просьбе лица, заинтересованного в том, чтобы выиграть в судебном разбирательстве.
Закон Торы, определяющий им наказание — уникален: к злонамеренным свидетелям применяют ту же меру пресечения, которую, по их навету, присудили бы обвиняемому. При этом, кстати сказать, не имеет никакого значения факт, совершил подсудимый в действительности преступление или нет.
Вторая глава анализирует особый способ наказания — ссылка в один из городов, специально выделенных Торой на Земле Израиля. Такому наказанию могли подвергнуть человека за непредумышленное (случайное) убийство.
В третьей главе, которая и дала название всему трактату, обсуждается предусмотренная Торой форма телесного наказания.
В наш век телесное наказание считается «негуманным» и отвергается всеми странами западной цивилизации. И для этого есть определенные основания. Достаточно вспомнить относительно недавний 19 век, когда в России, Франции и других странах были приняты телесные наказания и людей порой забивали, например, палками до смерти.
Но Тора говорит не об этом. Предписывая удары плетьми, Тора строго ограничивает число ударов (до 39‑ти). Причем, это количество может и должно быть меньше: его определяет врач, которого в обязательном порядке приглашали перед экзекуцией, чтобы проверить состояние здоровья осужденного. По заключению медицинского освидетельствования провинившийся мог, к примеру, получить не больше пяти или десяти ударов.
Но зачем вообще наказывать плетью?
Ответ на этот вопрос найти нетрудно.
Возьмем современную — «гуманную» систему наказаний, предусматривающую за некий, не самый тяжкий проступок лишение свободы на 2–3 года. Наказание человек отбывает в тюрьме, вместе с матерыми уголовниками. Чему он может у них научиться? Как увеличится в мире добро от того, что кто-то, оступившись, проведет время в окружении плохих людей?
И я даже не говорю о том, что годы тюремного заключения становятся наказанием и для ни в чем неповинных членов семьи осужденного. Сын зачастую надолго оказывается без отца, нуждающаяся в поддержке мать — без сына. И вместо того, чтобы увеличивать в мире добро, нынешняя «цивилизованная» система наказаний лишь укрепляет зло.
Не лучше ли наказать человека коротко и весьма эффективно?
Если человек психически здоров и не имеет опасных для общества патологий (он — не убийца, не насильник и т.п.), то и испытанной один раз боли (да, боли — в этом и заключается наказание) будет в большинстве случаев достаточно, чтобы человек исправился, не стал повторять допущенную им ошибку.
Обо всем этом следует помнить, изучая конкретные законы, которые обсуждаются в трактате Макот, да и в других трактатах тоже...
Элиягу Эссас
Говоря о лжесвидетелях в суде, Тора особо выделяет группу, которую называет эдим зомемин, то есть — «свидетели-злоумышленники» (см. также об этом — Введение к трактату). О них и пойдет речь в первой главе.
Однако, прежде чем приступить к непосредственному обсуждению содержания открывающего трактат листа, разберемся в сути вопроса.
Отметим, что любые показания, в которых искажается истина, считаются лжесвидетельством. И для того, чтобы понять градации Торы, необходимо разобраться, по каким причинам человек говорит неправду перед судом.
Обозначим их по пунктам:
1. Запамятовал. Свидетель не помнит какие-то детали или обстоятельства, при которых совершено преступление. Но уверен, что память его не подводит.
2. Свидетель осознает, что деталей не помнит, но ему стыдно в этом признаться. Поэтому утверждает, что его показания верны.
3. Свидетель все видел и помнит, как все происходило, но, руководствуясь какими-то соображениями намеренно искажает истину. К примеру — по просьбе одной из сторон судебного разбирательства.
4. Свидетель ничего или почти ничего не видел, но был на месте преступления (теоретически мог все видеть) и, преследуя какие-то цели, выдумывает показания.
5. Человек, дающий показания в суде, не был на месте преступления, но из каких-то соображений — из желания навредить или по просьбе одной из сторон — утверждает, что был, и по специально выстроенному плану рассказывает вымышленную историю.
Внимательное прочтение приведенных здесь пунктов показывает, что во всех случаях, кроме пятого, мотивы, по которым свидетель дает неверные показания (если он сам не признает свою вину и не объяснит, почему сделал это), точно определить невозможно. В принципе вообще невозможно доподлинно узнать, что свидетель солгал сознательно.
Однако ситуация, описанная в пункте пятом, абсолютно ясна. Поскольку человек не был на месте преступления, он не должен давать показания. Но если все же дает, мы можем узнать не только о том, что он — лжесвидетель, но и о том, что он — свидетель-злоумышленник. У нас есть теоретическая возможность это доказать, получив достоверные сведения, что его попросту не было на месте событий.
Именно в этом (и только в этом) случае Тора определяет для такого свидетеля особое, довольно уникальное наказание — предписывает поступить с ним так, как поступили бы с обвиняемым на основании тех показаний, которые дал этот лжесвидетель (об этом сказано в Торе — Дварим, гл. 19, ст. 16‑21).
На практике это означает, что в случае, если два свидетеля (а приговор, как мы знаем, можно вынести только на основании показаний, как минимум, двух свидетелей) дали «полноценное свидетельство» (с указанием времени, места и других деталей и обстоятельств) по делу о преступлении, за которое полагается смертная казнь, и если будет доказано, что в момент совершения преступления их не было на месте событий, этих свидетелей надо будет казнить (!).
Или, к примеру, свидетели заявляют в суде, что такой-то должен такому-то, скажем, тысячу долларов, но на самом деле они при передаче денег не присутствовали. Если суд докажет, что их при получении этой суммы не было, они будут вынуждены заплатить тысячу долларов.
При всем этом, не имеет значения, совершил ли обвиненный свидетелями человек преступление в действительности. Они в любом случае не должны были давать показания, ибо на месте событий не были.
Сразу отметим, что наказать эдим зомемин (свидетелей-злоумышленников) можно, только если на основе их лжесвидетельства суд уже вынес приговор. Если же окончательное судебное решение еще не принято, наказать их по принципу — «что замышляли, сами получите» — нельзя.
И еще. Если осужденного на основании ложных показаний уже казнили (после казни выяснилось, что приговор был судебной ошибкой), свидетелей, предоставивших эти показания, не казнят. Их накажут Небеса.
Но если такое произошло при разбирательстве дела иного рода, не предполагающего смертной казни (имущественные иски и т.п.), тех, кто дал ложные показания, естественно, все равно наказывают, даже если приговор приведен в исполнение. Ибо здесь есть возможность дать делу «обратный ход».
Впрочем, существуют случаи, когда к эдим зомемин не применяется то же наказание, которое они хотели навлечь на одну из сторон, участвующих в судебном разбирательстве. Речь идет о ситуации, когда свидетели своими показаниями стремятся изменить «статус» человека в обществе.
В Мишне, открывающей наш лист, читаем:
Как можно наказать эдим зомемин?
(Допустим, они свидетельствуют, что) человек (коэн — служитель в Храме, то есть принадлежит роду Аарона, брата Моше Рабейну) — сын разведенной женщины (то есть, хотя и родился от отца-коэна, коэном не считается, ибо коэн не имеет права жениться на разведенной женщине, а если все же женится — его дети теряют «коэнство»). Мы (судьи) не говорим, что и свидетели-злоумышленники становятся сыновьями разведенной женщины. (Вместо этого) их наказание — 40 (на практике — не больше 39‑ти) ударов плетью.
Таким образом, мы видим, что в случаях, когда по логике вещей невозможно наказать эдим зомемин так же, как наказали бы обвиняемого по их показаниям, по решению суда они получают 39 (или меньше) ударов плетью (о телесных наказаниях см. Введение в трактат).
На нашем листе Талмуд, в поисках первоисточник положений Мишны, проводит тонкий анализ двух фраз Торы (Дварим, гл. 25, ст. 1 и 2) и показывает, что в случае, когда нельзя наказать эдим зомемин той же мерой, которую могли присудить обвиненному по их злоумышленному свидетельству, применяют телесное наказание (удары плетью).
Элиягу Эссас
На нашем листе Талмуд обсуждает правило, согласно которому со злоумышленных свидетелей полагается взыскать в пользу обвиненного ими человека ту сумму, которой они могли лишить его своими показаниями.
В процессе анализа выясняется, что реализовать его на практике в определенных случаях очень трудно. Сложности возникают уже на этапе вычисления суммы, которую надо взыскивать
Этой проблеме и посвящена приведенная на нашем листе Мишна.
В Мишне читаем:
Двое пришли в еврейский суд и объявили: «Свидетельствуем мы, что такой-то развелся с женой и не заплатил положенную ей по кетубе (брачному договору) сумму денег». Муж утверждает, что не разводился с женой. А затем выясняется, что эти двое — злоумышленные свидетели. (В этой ситуации) суд не может обязать этих двоих заплатить (оклеветанному) мужу сумму, записанную в его кетубе, потому что в будущем он все же может развестись со своей женой или умрет раньше нее (и она получит причитающиеся ей деньги; от такого навета в материальном смысле ни муж ни жена ничего не потеряли и не могли потерять).
В данном случае суд оценивает, сколько готов заплатить за конкретную кетубу посторонний человек (рассчитывающий получить эту сумму в случае, если женщина овдовеет или муж разведется с ней)... Эту сумму и надо взыскивать со злонамеренных свидетелей.
Начав анализировать Мишну, Талмуд, прежде всего, рассматривает, какими критериями и какими соображениями руководствуется суд, разбирая дело такого рода.
Раши (комментатор Талмуда; Франция, 11 век) разъясняет: существуют два подхода к разбирательству таких дел в суде. Один основан на вероятности того, будет ли жена разведена с мужем. Второй — на приблизительной оценке обстоятельств. Предположим, жена рассчитывает пережить мужа и получить всю причитающуюся ей по кетубе сумму. Муж предполагает, что в глубокой старости станет вдовцом и сохранит деньги.
Позиция мужа в материальном отношении сильней позиции жены. По двум причинам. Во-первых, пока они живут вместе, он распоряжается ее имуществом и прибыль с него поступает на его счет. Во-вторых, деньги, причитающиеся жене по кетубе на протяжении всей совместной супружеской жизни лежат в его кармане — не в ее.
Из этого рассуждения рав Хисда (амора, Учитель Талмуда в Вавилоне; 3‑й век) делает вывод: при расчете суммы, которую должны заплатить злоумышленные свидетели мужу, о котором они давали показания в суде, судьям следует брать за основу материальное положение мужа.
Эта сумма исчисляется из разницы между денежной выплатой, обозначенной в кетубе, и размером материального обеспечения, которое по оценке жены, она может получить в случае потери мужа, — говорит раби Натан (Учитель Мишны, 2‑й век).
Рав Папа (амора, Учитель Талмуда 5‑го поколения, конец 4‑го века) согласен с точкой зрения раби Натана. Однако вносит в его суждение дополнение: в эту сумму не надо включать прибыль, которую получил муж, пуская в оборот имущество жены. Ибо злоумышленные свидетели могут сказать: «Об имуществе жены мы ничего не знали и не собирались лишать мужа этой прибыли».
Ѓалаха (практический закон) следует позиции рава Папы.
Вторая Мишна нашего листа рассматривает другую ситуацию:
Двое пришли в еврейский суд и говорят: «Свидетельствуем мы, что такой-то одолжил у такого-то определенную сумму на месяц. А должник утверждает: действительно одолжил, но на срок — до десяти лет. (В этой ситуации, если доказано, что свидетели дали неверные показания) суд оценивает, какую сумму должен был бы заплатить должник, чтобы продлить кредит от одного месяца до десяти лет. Эту сумму и обязаны заплатить злоумышленные свидетели должнику.
Но ведь ссуда на десять лет в конце года шмиты (выпадает каждый седьмой год) обязательно аннулируется, — выдвигает возражение Талмуд. — О каких десяти годах говорит Мишна?
В процессе обсуждения Мишны на этот вопрос дается несколько ответов. Приведем здесь лишь грань Истины, которую открыл в этой ситуации Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век). Он дает такое объяснение: в год шмиты не аннулируется ссуда, взятая под залог или взыскание которой с должника передано бет дину (еврейскому суду); эти случаи и подразумеваются в нашей Мишне.
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждать тему злоумышленных свидетельств, касающихся имущественных проблем.
В приведенной здесь Мишне читаем:
Пришли двое в суд и объявили: «Свидетельствуем, что такой-то должен такому-то определенную сумму денег». А потом выясняется, что человек, на которого они указали как на должника, денег в долг не брал.
Этих свидетелей наказывают плетью (см. Введение в трактат) и взыскивают с них в пользу обвиняемого ту сумму, которую они обозначили в своих показаниях, — говорит раби Меир (один из крупнейших Учителей Мишны; 2‑й век).
С них взыскивают сумму, о которой они свидетельствовали, а наказанию плетью не подвергают, — говорят другие Учителя.
Пришли двое в суд и объявили: «Свидетельствуем, что такой-то человек совершил проступок, за который ему полагается получить 40 (на практике — 39) ударов плетью (к примеру, не слушая предупреждений, все равно продолжал есть свинину). А потом выяснилось, что ничего такого (подозреваемый) не делал...
Талмуд анализирует первую часть Мишны и уточняет источники высказанных позиций.
Раби Меир, обуславливает свою точку зрения двумя цитатами из Торы. Первая — «Не давай против ближнего твоего ложные показания» (Шемот, гл. 20, ст. 13). За нарушение этого повеления Тора предусматривает телесное наказание.
По поводу выплаты денежной суммы, он ссылается на отрывок, где сказано: «Сделай ему так, как он собирался сделать брату своему» (Дварим, гл. 19, ст. 19).
Другие Учителя, рассматривая ситуацию, берут за основу слова: «И будут бить его (палками) за злодейство» (Дварим, гл. 25, ст. 2).
Они обращают внимание на то, что слово «злодейство» употреблено здесь в единственном числе. И делают вывод: за один проступок наказывают один раз. Если с преступника взыскивают денежную сумму, то плетью уже не наказывают.
Раши (комментатор Талмуда; Франция, 11 век) дает свое объяснение, ссылаясь на текст из трактата Кетубот (лист 32), где написано: в случае, если за проступок в принципе можно вынести обвиняемому два разных приговора — взыскать с обидчика деньги и присудить ему определенное количество ударов плетью, выбирают денежную выплату, ибо именно эту меру пресечения упоминает Тора в связи со злоумышленными свидетелями. Плетью за свидетельство по злому умыслу наказывают лишь в той ситуации, когда принцип — «Сделай ему так, как он планировал сделать брату своему», применить невозможно (см. обзор листа 2).
Что же касается второй части Мишны (о проступке, за который полагается телесное наказание), точка зрения раби Меира такова: его наказывают 80‑ю ударами. 40 — за злонамеренный обман, то есть — за нарушение заповеди Торы: «Не давай против ближнего твоего ложные показания»; 40 — согласно повелению: «Сделай ему так, как он планировал сделать брату своему».
Другие Учителя смягчают приговор до 40 ударов. По той же причине, что и при разборе первой части Мишны — за один проступок дважды не наказывают.
Но почему же раби Меир склонен судить преступников с большей строгостью? — спрашивает Талмуд. И отвечает: потому что в Торе описывается прецедент, когда злодея подвергают двум видам наказания.
Речь в упомянутом отрывке Торы идет о человеке, который взяв в жены девственницу, после свадьбы объявил, что молодая супруга оказалась искушенной. Вскоре выяснилось, что он в своих интересах сознательно пошел на обман.
«И возьмут старейшины города (судьи) и накажут его» (Дварим, гл. 22, ст. 18), — сказано в Торе. И в следующем же стихе, говорится, что с обидчика взыщут в пользу отца девушки 100 монет.
Под словом «накажут», — комментирует Раши, — подразумевается 40 ударов.
Но если в Торе есть такой прецедент (за один проступок применяют две меры наказания), почему же другие Учителя «смягчают» наказание? — снова спрашивает Талмуд.
И отвечает: ситуация с мужчиной, оболгавшем свою молодую жену, с точки зрения многих Учителей — особый случай, речь в котором идет о штрафе (в 100 монет), размеры которого устанавливаются вне зависимости от того, кто и при каких обстоятельствах совершил преступление. А если случай — особый, то правило, применимое к нему, на другие ситуации не распространяется.
В свою очередь, раби Меир, вслед за раби Акивой (величайший Учитель Мишны, у которого учился раби Меир; 2‑й век), говорит, что та сумма, которую свидетели-злоумышленники выплачивают в пользу пострадавшего, считается штрафом. И тогда выстраивается иная логика: одно правило о штрафах закономерно выводится из другого...
На нашем листе Талмуд рассматриваются ситуации, которых наказывают свидетелей-злоумышленников.
В первой Мишне этого листа читаем:
Общая сумма, которую следует взыскать со свидетелей-злоумышленников, делится между теми, кто намеренно исказил перед судом истину, но телесное наказание назначается каждому из них в отдельности. То есть, если такие свидетели (намереваясь причинить какому-то человеку зло) умышленно засвидетельствовали, что он должен другому (человеку) столько-то денег, а потом выяснилось, что они не имели права давать показания (свидетели при передаче денег не присутствовали), каждый из них выплатит в пользу обвиняемого равную долю от названной ими суммы (а пострадавший получит сумму целиком). Однако, если они объявили на суде, что некто совершил преступление, за которое полагается 40 ударов плетью, и выясняется, что свидетелей при этом не было (поэтому они не могли видеть, что происходило в действительности), каждому злонамеренному свидетелю присудят по 40 ударов (на практике — 39) плетью.
Анализируя Мишну, Талмуд приводит позиции Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века) и Равы (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век).
Изучая проблему, Абайе использует метод сравнительного анализа, и, сопоставляя разные фрагменты Торы, где говорится о преступлениях и наказаниях, приходит к выводу, что телесное наказание на части разделить нельзя и виновный должен получить сполна то, что ему полагается по суду. В нашем случае — 40 ударов плетью. Исполнители приговора могут уменьшить количество ударов только по медицинским показаниям (см. трактат Макот, Введение).
Правило о том, что телесное наказание не делится на количество виновных в злоумышленном свидетельстве, прямо выводится из фразы Торы — «Сделай ему так, как он собирался сделать брату своему» (Дварим, гл. 19, ст. 19), — говорит Рава. — Ведь каждый из них хотел, чтобы конкретного человека приговорили к сорока ударам плетью. Вот каждый и получит по 39 ударов.
С деньгами — другая ситуация. Тот, кого привлекли в суд для имущественного разбирательства по показаниям эдим зомемин (свидетелей-злоумышленников), получит от них ровно ту сумму, которой свидетели, сказав, что этот человек — должник, хотели его лишить. И эту сумму взыщут с них, поделив ее между ними поровну.
Следующая Мишна дает определение, кого следует считать злоумышленным свидетелем.
Злоумышленными свидетели, — говорится в ней, — считаются лишь в том случае, если они заявили, что были очевидцами происшествия.
Если сказали — «...свидетельствуем, что такой-то убил такого-то (тогда-то и там-то)», а потом пришла вторая пара свидетелей и заявила, что подозреваемый (или жертва) в то самое время находился вместе с ними в совсем другом месте, никого (из свидетелей) не называют злоумышленниками, однако все свидетельства аннулируются (ибо неясно, чья информация соответствует действительности).
Если вторая группа свидетелей объявила, что первые свидетели в указанное ими время были вместе со второй парой свидетелей совсем в другом месте (и их показания признаны истинными), первую пару квалифицируют как злоумышленников и приговаривают (по показаниям второй пары свидетелей) к смертной казни.
Обсуждая эту Мишну, Талмуд уточняет: возможна и такая ситуация, что и первая и вторая пара свидетелей говорят правду. Допустим, при хорошем зрении, с того самого места, где первые свидетели находились вместе со вторыми, можно было рассмотреть, как совершалось преступление. Или — другой вариант: первые свидетели вместе со вторыми участвовали, скажем, в каком-то мероприятии; первые ненадолго отлучились и оказались там, где произошло преступление.
Если судьи приходят к выводу, что вероятность этого существует, — заключает Талмуд, — первых свидетелей не считают злоумышленными и не подвергают наказанию.
Талмуд приводит пример. В суд пришли, назовем их — Реувен и Шимон, и заявили, что в воскресенье, в определенном месте такой-то совершил убийство. Через несколько дней пришли в суд Аарон и Леви и сказали, что в воскресенье были вместе с Реувеном и Шимоном в другом месте, но человек, которого Реувен и Шимон назвали убийцей, действительно убил такого-то, но не в воскресенье, а в пятницу.
В этой ситуации первые свидетели — Реувен и Шимон рассматриваются как злоумышленники. Их казнят.
Потому что, как объясняет Раши (комментатор Талмуда; Франция, 11 век), убийца до прихода Аарона и Леви мог сам явиться в суд с повинной, и тогда смертный приговор ему не вынесли бы.
Учителя Тосафот (Франция, Германия, 12–13 вв.) видят в этом примере иную грань Истины. Так любой убийца мог бы избежать высшей меры наказания, — говорят они... Реувен и Шимон заслуживают смертной казни, потому что своими показаниями хотели, чтобы человеку вынесли смертный приговор, а сами неправильно назвали время убийства, что ясно свидетельствует о том, что они на месте действия не были...
На нашем листе Талмуд продолжает выяснять, при каких обстоятельствах свидетелей считают злоумышленными и подвергают наказанию.
В Мишне читаем:
Свидетели квалифицируются как свидетели-злоумышленники (если дали показания о преступлении, за которое полагается смертная казнь) только в том случае, когда, после вынесения подсудимому смертного приговора, в суд пришли новые свидетели и дали показания против первых.
Злоумышленных свидетелей убивают лишь в том случае, когда выясняется, что на смерть осужден невинный и он уже казнен, — говорят садукеи. — Ведь сказано в Торе: «Душу — за душу».
В Торе сказано: «Сделай ему так, как он собирался сделать брату своему» (Дварим, гл. 19, ст. 19), — говорят Учителя. — И здесь дается ситуация, когда «брат» еще жив. Слова «Душу — за душу» призваны сообщить нам, что в случае, если до вынесения приговора доказано, что свидетели дали неверные показания, их не убивают.
Талмуд проводит тонкий анализ нашей Мишны и обосновывает позицию Учителей Мишны, определяя, что она лежит в основе ѓалахи (практического закона).
Рашбам (раби Шмуэль бен Моше — комментатор Торы и Талмуда, внук Раши; 12‑й век) поясняет: в еврейском суде не могут совершить такую страшную ошибку — казнить невиновного, ибо в нем заседают истинные знатоки Торы, мудрецы и праведники.
Следующая Мишна рассматривает вопрос, как поступают, когда по собственному злому умыслу (или по чьей-то просьбе), не имея на то оснований, показания одновременно дают трое или больше свидетелей и все они уличены. Ведь для того, чтобы обвинить человека в том или ином преступлении, суду достаточно показаний двоих свидетелей.
Вот что сказано об этом в Мишне:
В Торе написано — «По показаниям двоих или троих свидетелей будет умерщвлен» (Дварим, гл. 17, ст. 6). Если показаний двоих свидетелей достаточно, зачем Тора упоминает третьего? Чтобы дать понять, что и третий свидетель, уличенный в том, что изначально не имел оснований давать показания, будет считаться злоумышленным свидетелем... И пусть в суд явится хоть сотня (мнимых) свидетелей, все они будут названы злоумышленными свидетелями и подвергнутся наказанию...
Одного свидетеля к смертной казни не приговаривают, высшая мера наказания применяется, только если двое свидетелей, не имея на то оснований, дали показания, — говорит раби Шимон (великий Учитель Мишны, 2‑й век).
Талмуд поясняет, что на языке Торы под словом «свидетель» (в единственном числе) всегда подразумеваются два свидетеля.
То же правило распространяется и на одного из трех свидетелей. То есть, дающие показания свидетели рассматриваются в группе.
По какому принципу объединяют свидетелей в группу? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: когда они свидетельствуют один за другим, и перерыв между их показаниями не превышает отрезка времени, необходимого, чтобы произнести слова: Шалом алеха — раби.
Тора упоминает трех свидетелей, — говорит раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век), — чтобы подчеркнуть, что с третьего свидетеля, который, как и два первых, дает показания, не имея на то оснований, спрос больше.
Третий свидетель мог бы снять с себя всякую ответственность, — поясняет Талмуд, — сказав: «Поскольку для обвинения достаточно и двух свидетельств, мне добавить нечего». Однако — дал показания... И в результате подвергается тому же наказанию, что и первые два свидетеля.
Высокую цену платит тот, кто по собственной воле присоединился к категории преступников, — заключает Мишна. — Насколько же более высокую плату получает тот, кто делает добро и исполняет заповеди!..
Ибо известно, что по милосердию Небес чаша воздаяния наполнена гораздо больше, чем чаша возмездия. Как сказано: «Возьму грехи отцов с детей — третьего и четвертого поколения» (Шемот, гл. 5, ст. 20). То есть, даже если дети повторяют ошибки отцов, Всевышний не взыскивает с них сразу, но ждет, надеется на раскаяние до 3‑го поколения.
И далее следует такой текст: «...И сотворю милость на тысячи поколений потомков любящих Меня и выполняющих Мою волю» (там же).
На нашем листе Талмуд приводит Мишну, которая, казалось бы, больше, быть может, подошла к трактату Санѓедрин. Почему же тогда она оказалась в разбираемом нами трактате — Макот?
Еще в комментарии к трактату Бава Батра Учителя времен Тосафот (группа комментаторов Талмуда, Западная Европа; 12–13 вв.) отмечали, что Мишна записана в том порядке, в котором раби Иегуда а‑Наси (великий Учитель Мишны, сделавший ее окончательную редакцию; 2‑й век) преподавал ее своим ученикам. Однако расположение трактатов строго упорядочено, и содержание предыдущего тесно связано с темами последующего.
Ярким примером такой тесной связи (в нашем случае — трактата Санѓедрин с трактатом Макот) и дает нам помещенная на нашем листе Мишна:
Если некто после вынесения ему смертного приговора бежал, а потом предстал перед тем же судом, решение суда не пересматривается.
Если в какой-либо из судов приходят двое и говорят: “Свидетельствуем, что такой-то в таком-то суде приговорен к смертной казни, и такие-то проходили по его делу как свидетели”, приговор приводят в исполнение.
Санѓедрин (Верховный суд), который раз в семь лет выносит смертный приговор, называют кровавым.
Раз в семьдесят лет, — вносит поправку раби Элазар бен Азария (великий Учитель Мишны, 2‑й век).
Если бы мы вошли в состав Санѓедрина, — говорят раби Тарфон (Учитель Мишны, начало 2‑го века) и раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век), суд вообще не выносил бы смертных приговоров.
Но тогда в Израиле станет больше убийств (ибо убийцы не будут бояться наказания), — возражает им рабан Шимон бен Гамлиэль (великий Учитель, глава Санѓедрина, 2‑й век).
Анализируя Мишну, Талмуд выдвигает вопрос: если вынесенный приговор можно привести в исполнение в любом суде, зачем в Мишне сказано о том же суде, где перед побегом преступника огласили судебное решение?
И отвечает: Мишна рассматривает две разные ситуации.
Первая, когда приговоренный бежал из Израиля за границу. И тогда решение, принятое в Эрец Исраэль, еврейским судом не пересматривается.
Вторая, когда решение принято еврейским судом за границей, и осужденный бежал в Эрец Исраэль. И тогда его дело подлежит пересмотру.
Талмуд подчеркивает, что существование такого правила объясняется уважением к Земле Израиля, наделенной особой мудростью. Недаром говорится, что в Израиле сама атмосфера делает человека мудрее.
В Эрец Исраэль, — говорит Раши (комментатор Талмуда; Франция, 11 век), — обладающие особой мудростью судьи, возможно, сумеют найти оправдание преступнику, осужденному за границей на смерть.
По той же причине, если осужденный в Израиле преступник, совершив побег, не покинул пределы страны, судебное решение не пересматривается.
Таков порядок, — уточняет Рашбам (раби Шмуэль бен Моше — комментатор Торы и Талмуда, внук Раши; 12‑й век), — если речь идет об убийстве. Если же преступник осужден на смертную казнь за идолопоклонство, косвенного свидетельства (показаний двух свидетелей о том, что в таком-то суде такому-то вынесли смертный приговор) для приведения приговора в исполнение в другом суде (после побега преступника) недостаточно. Приходится приглашать тех свидетелей, которые давали показания, на основании которых преступник был изначально приговорен к смерти. Кроме того, вторичный суд заседает в полном составе (23 судьи).
Заключительная часть нашей Мишны — о “кровавом суде” — прямо соотносится с трактатом Санѓедрин, где, как мы помним, говорилось о том, что задача судей — найти для преступника оправдание (см. обсуждение трактата Санѓедрин, к примеру, обзоры листов 33–34).
Талмуд открывает вторую главу трактата Макот и переходит к обсуждению подробностей темы “непреднамеренное убийство”.
Отметив, что по велению Торы, преступник, который убил случайно или по ошибке, должен удалиться в изгнание и определенное время прожить в одном из городов Земли Израиля, специально выделенных для этой цели (см. Бамидбар, гл. 35, ст. 11‑15), Талмуд подчеркивает, что в деле о непредумышленном убийстве могут быть две крайности, и каждая из них исключает изгнание.
О каких крайностях идет речь?
Речь — о ситуациях, когда человека, по неволе отнявшего у другого жизнь, убивают, чтобы отомстить за гибель жертвы.
Допустим, один человек случайно убил другого, выполняя какую-то работу и не дав себе труда подумать над тем, что его действия могут кого-то погубить. То есть — по безответственности, непредусмотрительности, халатности.
Еврейский суд не наказывает того, кто осуществил кровную месть: настиг такого убийцу и уничтожил его.
Противоположная крайность — непреднамеренное убийство, которое произошло в силу непредсказуемых обстоятельств (их нельзя было предвидеть и учесть).
В этом случае, если родственник или, скажем, близкий друг убитого осуществит кровную месть, уничтожив убийцу, суд вынесет мстителю смертный приговор.
Но если невольный убийца успел скрыться в городе-убежище, он — спасен. Ибо еврейский закон запрещает мстителям входить в эти города.
Мишна нашего листа, проводя градацию между убийством по непредусмотрительности и убийством в силу непредвиденных обстоятельств, описывает конкретные ситуации, когда невольный убийца, допустив трагическую оплошность, должен удалиться в один из городов-убежищ, когда — может остаться там, где живет:
Если человек камнем утрамбовывал глину на крыше (дома), а камень выскользнул из рук, упал вниз и нанес смертельный удар тому, кто в этот момент проходил мимо; или — опускал вниз тяжелое ведро (наполненное, к примеру, песком), а оно, сорвавшись, смертельно ранило прохожего, виновник убийства уходит в изгнание.
Однако, если человек поднимал камень или ведро вверх или сам поднимался (по лестнице) и камень или ведро, сорвавшись, или он сам, упав с лестницы, стали причиной смерти прохожего, в изгнание этот человек не удаляется (ибо подобные обстоятельства считаются непредсказуемыми).
Общее правило таково: если тяжелые предметы наносят прохожему смертельный удар, падая на него в тот момент, когда их спускают сверху вниз (когда вероятность того, что они сорвутся, достаточно велика и необходимы меры предосторожности), человек (допустивший такую роковую оплошность) должен скрыться в городе-убежище; если же они срываются при подъеме наверх, обстоятельства квалифицируются как непредвиденные и человек (выполняющий связанную с этим работу) в изгнание не уходит.
Талмуд цитирует отрывок из Торы, где сказано: “Если двое придут в лес рубить деревья, а один из них ударит топором по дереву так, что отскочит железо от дерева и второй (человек) будет убит, пусть скроется (тот, кто ударил по дереву) в городе-убежище” (Дварим, гл. 19, ст. 5). И выдвигает вопрос: как надо понимать эти слова?
Поясним, что суть этого вопроса сводится к тому, как квалифицировать обстоятельства такого непредумышленного убийства: считать, что оно совершено по халатности или описанную в этом фрагменте ситуацию можно назвать непредвиденной — тогда допустимо было бы сделать вывод, что и тому, кто случайно убил в непредсказуемых обстоятельствах, следует удалиться в город-убежище.
Отметим также, что это в переводе на русский язык ситуация более или менее ясна. В оригинале же, на иврите, она неочевидна. Ибо здесь, если ближе к оригиналу перевести употребленный глагол, написано “отколет(ся)” — в иврите нет разницы между активной и пассивной (возвратной) формой глагола. Поэтому между Учителями и возникает дискуссия.
Речь идет о нанесшем человеку смертельное ранение куске дерева, которое отлетело при ударе топором, — говорит Раби (великий раби Иегуда а‑Наси — редактор текста Мишны, начало 3‑го века).
То есть он расценивает обстоятельства как непредвиденные. И согласно открытой им грани Истины, Раби делает вывод: именно в том случае, если за человеком, вообще нет никакой вины, он имеет право на убежище; если же он допустил оплошность, которая привела к убийству, он не вправе скрываться.
Речь о топорище, которое слетело с ручки, — говорят другие Учителя.
Иными словами, они рассматривают это убийство как убийство по халатности. Ведь дровосек должен был перед тем, как отправиться в лес, проверить, хорошо ли держится топорище на ручке.
И тогда все встает на свои места.
Если бы спутник дровосека был убит отлетевшей щепкой, ему не надо было бы прятаться в городе-убежище, потому что возможный мститель скорее всего не рискнул бы преследовать его, зная, что за такое убийство ему полагается смертная казнь.
Но убийство, о котором говорит Тора, совершено по оплошности дровосека. И он — в опасности.
Следующая Мишна продолжает описание ситуаций, попав которые невольный убийца уходит в изгнание:
Если человек бросил камень в такое место, где часто ходят люди, и (случайно) убил, он скрывается в изгнании.
Если бросивший камень человек видел, что никого нет, но в момент, когда камень летел, пострадавший (неожиданно) высунул голову (из окна, например) и был ударом убит, бросивший камень не должен удаляться в изгнание (ибо предвидеть то, что произошло, невозможно).
Если некто бросил камень в собственном дворе, попал в человека, который (внезапно) вошел во двор и убил его, хозяин уходит в изгнание, если у вошедшего было (данное хозяином) право в любое время входить на территорию этого двора, если такого права не было, хозяин двора в изгнание не уходит...
Анализируя Мишну, Талмуд обсуждает каждый ее “пункт” и к каждому дает уточняющие пояснения.
В частности, в первой фразе нашей Мишны, как говорит Талмуд, речь идет о таком месте, где в то время, когда был брошен камень, людей, как правило не бывает. Однако человеку, совершившему непреднамеренное убийство, в данном случае следовало бы предусмотреть и нестандартную ситуацию.
Талмуд возвращается к цитате Торы о лесорубе и отмечает, что в словах “рубить лес” заключен намек на выполнение мицвы (заповеди). Отсюда следует вывод: не наказывают изгнанием того, кто случайно убил человека, выполняя мицву...
На нашем листе Талмуд продолжает тему предыдущего (см. обзор листа 8) и обсуждает, в каких случаях, совершив непреднамеренное убийство, человек должен удалиться в изгнание — укрыться в одном из специально отведенных для этого городов-убежищ.
В приведенной здесь Мишне читаем:
Отец, (случайно) убив сына, уходит в изгнание.
Также должен поступить (уйти в изгнание) сын, который (случайно) убил отца.
В изгнание уходит всякий, кто (случайно) убил еврея, а также — еврей, который (случайно) убил любого человека.
Исключение составляют случаи непреднамеренного убийства (совершенного) гером-тошав (нееврей, соблюдающий семь заповедей сыновей Ноаха); гер-тошав уходит в изгнание, только если (случайно) убил другого гера-тошав.
Талмуд анализирует Мишну, уточняя конкретные ситуации. И выдвигает вопрос: должен ли отец скрыться в городе-убежище, если трагедия произошла в момент, когда отец наказывал сына в воспитательных целях?
Гемара сопоставляет представленную здесь Мишну с Мишной предыдущего листа, в которой сказано, что тот, кто, не желая того, убил человека, выполняя мицву (заповедь), не должен бежать в изгнание (см. обзор листа 8). И заключает, что и отцу, по роковому стечению обстоятельств убившему своего сына в процессе воспитания (положим, в процессе обучения какой-либо профессии), не следует укрываться в городе-убежище. Ибо воспитание ребенка — мицва. Однако, если такое произошло, когда он обучал сына дополнительной специальности, ему надо уйти в изгнание, ибо это мицвой не считается.
Далее Гемара обсуждает, в каких случаях сыновей Ноаха (неевреи) за непредумышленное убийство приговаривают к смертной казни.
Если человек полагал, что ему разрешено убить другого, — говорит по этому поводу Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век), его надо казнить. — Ибо это убийство, по сути, можно квалифицировать как преднамеренное. Ведь написано в семи заповедях, адресованных сыновьям Ноаха — “не убей”. Каждый человек должен учить данные Творцом законы и подчиняться им. А если не учил и не знает, что разрешено, что — запрещено, это его не оправдывает.
Точке зрения Равы следует ѓалаха (практический закон).
Человека наказывают за непреднамеренное убийство и в том случае, когда он убил другого, думая, что перед ним — животное, продолжает Рава. И в доказательство своих слов приводит цитату из Торы, где сказано о том, как Авимелеху, который забрал Сару у Авраама, во сне явился Всевышний и сообщил ему, что он за это умрет (Берешит, гл. 20, ст. 3).
Если человек убил другого, думая, что перед ним — животное, — говорит рав Хисда (амора, Учитель Талмуда в Вавилоне; 3‑й век), его не казнят. А в отрывке Торы об Авимелехе (где так же, как в нашем случае, подразумевается преступное действие совершенное по ошибке, неведению) речь идет о наказании, ниспосланном Небесами (не по приговору земного суда). По наказанию, которое дается Всевышним, не делают вывод о приговорах, которые следует выносить судьям в земном суде...
Проведя детальный анализ источников, Рава сравнивает слова из того же фрагмента Торы — “...согрешил он Мне” (Берешит, гл. 20, ст. 6) с фразой Йосефа, обращенной к жене Потифара — “И согрешу я перед Всевышним (если соглашусь вступить в интимные отношения с тобой)” (Берешит, гл. 39, ст. 9). И подчеркивает: Йосеф говорит — “перед Всевышним”, но известно, что за интимные отношения с замужней женщиной (даже если она — нееврейка) земной суд приговаривает к смертной казни. Значит, и Авимелеха должен был наказать земной суд и приговорить его к казни.
То есть, человека, который убил другого по ошибке, подумав, что перед ним — животное, приговаривают к смерти, — делает вывод Талмуд...
Наш лист полностью посвящен описанию и обсуждению городов-убежищ, в которых спасались люди, свершившие непредумышленное убийство (см. обзоры листов 8 и 9).
В открывающей этот лист Мишне сказано:
В какие места уходят в изгнание?
В города-убежища. Три города было к востоку от Иордана (на территории современной Иордании) и три города в Земле Кенаанской (современный Израиль). Как сказано в Торе: “Три города установите за Иорданом и три города — в Земле Кенаанской” (Бамидбар, гл. 35, ст. 14).
До тех пор, пока не выбрали три города на земле Кенаанской (после захвата этой земли евреями), не считались городами-убежищами те три (которые еще до этого выбрал Моше Рабейну за Иорданом). Ибо сказано в Торе: “Шесть городов-убежищ будет, и станут они принимать (убийц) только когда определят все шесть” (Дварим, гл. 41, ст. 42‑43).
Итак, мы узнаем, что для спасения тех, кто убил по нелепой случайности, предназначались шесть городов. Танах (книга пророка Иегошуа, гл. 20, ст. 7‑8) уточняет: три из них, за Иорданом, носили названия — Бацар, Рамот и Голан; а напротив (с севера на юг) располагались три других — Кодин (в Галилее), Шхем (в центре) и Хеврон (в горах Иудеи).
Талмуд выдвигает вопрос: почему, несмотря на то, что за Иорданом расселились лишь два с половиной колена Израиля, а на территории Земли Кенаан — остальные девять с половиной, Тора повелела назначить и в той и в другой части равное количество городов-убежищ (по три)?
Потому что за Иорданом, в Гиладе (северо-запад современной Иордании) было особенно много убийств, — объясняет Абайе (амора, один из крупнейших Учителей Талмуда в Вавилоне; первая половина 4‑го века), подтверждая свое высказывание цитатой из Танаха: “Гилад — город, где творят злодеяние и подстерегают кровь” (Танах, Пророки, Ѓошеа, гл. 6, ст. 8).
Талмуд отмечает, что города-убежища находились на равном расстоянии друг от друга и на таком же расстоянии — от южных и северных границ Израиля. И получалось, что убийца, свершив непреднамеренное преступление у границ государства, должен был, чтобы укрыться, пройти в два раза больший путь, чем тот, кто в момент убийства находился между Кодином и Шхемом или Шхемом и Хевроном.
И не случайно, — комментирует это обстоятельство Абайе. — Здесь, в центре страны наблюдалась особая “предрасположенность” к убийствам, недаром говорится в той же книге Ѓошеи: “...отряды убийц шли по дороге в Шхем”.
Анализируя последнюю часть Мишны — о том, что, как предписывает Тора, города-убежища должны быть введены в действие одновременно, Талмуд выдвигает вопрос: почему же Моше поспешил выбрать первые три города — до того, как были выбраны остальные?
И отвечает: потому что стремился участвовать в исполнении каждой мицвы (заповеди), как только появлялась такая возможность.
Далее Талмуд адресуется к тексту Торы, где говорится, что к означенным шести городам-убежищам следует добавить еще сорок два населенных пункта, предназначенных в основном для проживания левитов — учителей Торы и служителей Храма (Бамидбар, гл. 35, ст. 6) Однако и они могут использоваться как города-убежища.
Какая разница (с точки зрения их использования в качестве укрытия для тех, кто совершил непреднамеренное убийство) между первыми шестью городами и сорока двумя городами левитов? — спрашивает Талмуд.
И объясняет: в одном из шести городов убийца может оказаться, даже не ведая, что здесь — его спасение; но, попадая в город левитов, оберегающий его, он должен отчетливо осознавать, где находится.
Кроме того, в любом из шести городов-убежищ, в отличие от населенных пунктов, где жили левиты, квартплата не взималась.
Что же представляли собой эти города-убежища?
Они были достаточно большими, ибо в маленьких городах обычно дорого стоят продукты питания — беглецам это было бы не по карману. Но — не очень большими, поскольку в крупные города без труда мог пробраться человек, задумавший свершить кровную месть, и остаться в толпе незамеченным.
То есть города-убежища устраивались таким образом, чтобы численность населения в них регулировалась с учетом различных потребностей беглецов. Существовал минимум и максимум. Скажем, для того, чтобы населенный пункт нормально снабжался водой, надо было, чтобы количество жителей в нем не опускалось ниже определенного уровня.
В этих городах запрещалась продажа оружия.
Если в городе-убежище укрылся ученик, раввин, обучающий его Торе, должен последовать за ним, чтобы обеспечить ему и духовную жизнь, — говорит раби Ицхак (великий Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, конец 3‑го века) — Ибо сказано: “И убежит туда, и будет жить” (Дварим, гл. 4, ст. 42).
Отсюда мы можем сделать вывод, что тот, кто берет на обучение недостойного ученика, поступает неправильно, — говорит раби Зейра (Учитель Талмуда третьего поколения; 3‑й век).
Но ведь речь идет не о закоренелом преступнике, но об обыкновенном ученике, который случайно, по роковому стечению независящих от него обстоятельств, убил другого, не желая никому причинить вред. Почему же раби Зейра называет его “недостойным”?
Потому что, — объясняет Раши (комментатор Талмуда; Франция, 11‑й век), — такое стечение обстоятельств может возникать из-за каких-либо недостойных проступков.
Если раввин уходит в изгнание, то и его иешива следует за ним, ведь главная цель его жизни — обучение Торе, — говорит раби Йоханан (крупнейший амора, Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век).
С другой стороны, раби Йоханан, исследуя расположение текстов Торы, сделал вывод: не может даже случайно стать убийцей тот, кто усердно занимается изучением Торы.
О чем же тогда говорят Учителя?
Талмуд дает на этот вопрос два ответа:
1. Тора спасает от роковых ситуаций только в то время, когда изучают ее.
2. Тора спасает от смерти.
В связи со вторым ответом Талмуд рассказывает такую историю.
Как-то раз сидел рав Хисда (амора, Учитель Талмуда в Вавилоне; 3‑й век), погруженный в изучение Торы. И спустился в тот момент посланный забрать его душу ангел смерти. Но не смог даже приблизиться к нему.
Тогда, чтобы отвлечь рава Хисду от занятий, ангел смерти сломал ветвь растущего поблизости кедра.
Всего на секунду отвлекся рав Хисда от книги, но и этого было достаточно, чтобы ангел смерти сумел овладеть его душой.
Изучение Торы — превыше всего, даже приношений в Храме, — сказал раби Иегошуа бен Леви (великий Учитель Талмуда первого поколения; Эрец Исраэль, середина 3‑го века). И в доказательство этих слов привел фрагмент из Танаха, книги Теилим (Псалмов Давида — пс. 122):
Сказал царь Давид пред Всевышним — “Радуюсь я, когда говорят мне: в дом Всевышнего пойдем”...
Почему царь Давид произнес эту фразу? — продолжает раби Иегошуа бен Леви.
Потому что перед этим в состоянии пророчества он как бы разговаривал с Творцом и сказал ему: “Слышал я, что люди говорят — когда уж умрет этот старец (царь Давид), а на его место придет (его сын) Шломо и построит Храм; и, приходя туда на праздники, мы будем радоваться”.
Ответил ему Всевышний: “(Для продления жизни) лучше один день в твоем (царском) дворе, чем тысячи приношений”.
То есть — ценнее для Всевышнего один день, когда царь Давид изучает Тору, чем тысячи приношений, которые будут свершаться в будущем в отстроенном царем Шломо Храме...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждение темы “города-убежища”, анализируя источники, в которых говорится о них.
В частности, Талмуд приводит цитату: “Говорил Всевышний Иегошуа так — скажи сынам Израиля, чтобы отделили для себя города-убежища, о которых Я говорил им через Моше” (Танах, Пророки, книга Иегошуа, гл. 20, ст. 2). И сопоставляет ее с другой: “И записал Иегошуа слова эти в Книге Всевышнего —Торе” (там же, гл. 24, ст. 26).
О чем идет речь, что подразумевается под выражением “слова эти”? — спрашивают раби Иегуда (великий Учитель Мишны, 2‑й век) и раби Нехемия.
На этот вопрос можно дать два ответа, — поясняет Талмуд.
Одна из граней Истины, открытая раби Иегудой, состоит в том, что здесь подразумеваются несколько последних стихов Торы, начиная от слов: “И умер там Моше” (и до конца Книги). То есть все, что сказано в Торе после смерти Моше записано пророком Иегошуа.
Иную грань Истины усматривает в этом раби Нехемия (коллега раби Иегуды). Иегошуа бин-Нун записал слова, приведенные в первой цитате, — говорит он, — которые повторяют соответствующий текст Торы.
Отметим, что полемика по этому вопросу ведется по сей день, и единая позиция до сих пор не найдена.
Еще Учителя времен Мишны говорили, — высказывает свою точку зрения по этому поводу Виленский Гаон (раби Элиягу из города Вильно; Литва, вторая половина 18‑го века; назван Гаоном — почетнейший титул — за исключительные знания всех разделов Торы и праведность), — что Тора написана Всевышним до Сотворения мира. Однако лишь с момента ее дарования она приобрела ту форму выражения (буквы, слова, предложения), по которой мы и сейчас изучаем законы Творца. И даже последняя ее часть, как будто бы “написанная” после смерти Моше Рабейну, на самом деле дана была ему при жизни. Но после его смерти — проявилась в форме слов последних восьми стихов.
Далее Талмуд переходит к обсуждению проблемы — когда человек, совершивший непредумышленное убийство может покинуть укрытие (город-убежище).
В Мишне читаем:
Непреднамеренного убийцу возвращает из города-убежища смерть главного коэна (первосвященника в Храме) помазанного или облаченного (во все восемь одежд, которые полагалось носить первосвященнику), или — коэна, временно замещающего первосвященника...
Случайного убийцу может вернуть (домой) и смерть (простого) коэна, — говорит раби Иегуда.
Матери первосвященников (снабжают убийц) пропитанием и одеждой, чтобы те не молились о смерти главного коэна.
Здесь, вероятно, прежде всего, следует объяснить, что такое первосвященник “помазанный” и “облаченный”.
Дело в том, что до времен пророка Иешаягу назначение коэна на пост первосвященника сопровождалось особым ритуалом, включающим в себя “помазание” маслом, изготовленным по специальному рецепту, который был составлен еще в пустыне Моше. Во времена Иешаягу рецепт был утерян, и главного коэна отличали от других коэнов (которые носили одежду из четырех частей) его одежды, состоящие из восьми частей.
Анализируя первое положение нашей Мишны, Талмуд отмечает, что Учителя Мишны используют здесь прямое указание Торы, где ясно сказано, что убийцы возвращаются из города-убежища домой после смерти главного коэна (Бамидбар, гл. 35, ст. 25‑28), и трижды в этом фрагменте упоминаются слова — коэн а‑гадоль (первосвященник).
Однако раби Иегуда усматривает в повелении Торы об освобождении убийц и иную грань Истины и, ссылаясь на тот же фрагмент, приводит фразу, где сказано: “...вернуть его после смерти коэна” (там же, ст. 33). То есть — простого коэна, не обязательно — только главного.
Рассматривая установление Мишны, касающееся матерей первосвященников, Талмуд обсуждает вопрос: неужели молитвы убийц действительно могли представлять для главного коэна реальную угрозу? Ведь убийца, пусть даже невольный, все же — не чист в глазах Всевышнего. Первосвященник же — духовная опора народа, его представитель перед Творцом, осуществляющий служение Ему на самом высоком уровне.
Однако, проведя детальный анализ различных источников, Талмуд все же приходит к выводу, что не исключена ситуация, когда Небеса примут молитвы убийц, совершивших непредумышленные преступления, и тогда главный коэн до положенного ему срока покинет этот мир. Ибо обязанность первосвященника — просить Всевышнего, чтобы не было в еврейском народе непредумышленных убийств. И если такие трагедии все же случаются, это может означать, что главный коэн вообще не просил об этом Творца.
Обсуждая проблему ответственности духовного наставника за судьбы людей, Талмуд приводит такую историю.
К раби Иегошуа бен Леви (великий Учитель Талмуда первого поколения; Эрец Исраэль, середина 3‑го века) каждый день приходил пророк Элиягу — обучать его законам Всевышнего. Но вот за много километров от того места, где жил раби Иегошуа, произошло несчастье — лев растерзал человека. И целых три дня не приходил к раби Иегошуа пророк Элиягу, продемонстрировав этим, что человек несет непосредственную ответственность даже за те события, которые к нему, как будто бы и не имеют никакого отношения...
На нашем листе Талмуд продолжает обсуждение темы предыдущего листа, сосредотачивая внимание на законах, обуславливающих освобождение и пожизненное изгнание непредумышленного убийцы в город-убежище.
В Мишне листа читаем:
Если закончился суд (и вынесено решение об изгнании в город-убежище), а вслед за этим умер главный коэн (первосвященник), подсудимый освобождается от изгнания.
(Если же) главный коэн умер до вынесения приговора, и на его место назначен новый, осужденного освободят от изгнания, когда умрет этот (вновь назначенный) первосвященник.
На пожизненное изгнание обречен:
— тот (кто попал в ситуацию, когда главный коэн умер до суда), а приговор вынесен, когда новый еще не назначен;
— тот, кто случайно убил главного коэна;
— главный коэн, который случайно убил человека.
Убийца не выходит из города-убежища ни для того, чтобы дать какие-либо свидетельские показания в суде, ни в случае, когда в нем нуждается весь еврейский народ — если он (допустим) был полководцем войска Израиля, как, скажем, Иоав бен Цруя.
И (если при жизни непреднамеренного убийцы не умрет главный коэн) не вернется (домой из города-убежища) до самой смерти (и будет там же похоронен), ибо сказано: “И убежит туда, и будет жить...” (Дварим, гл. 4, ст. 42).
Приступив к анализу нашей Мишны, Талмуд, прежде всего подчеркивает, что первое и второе ее установления конкретизируют положение Мишны предыдущего листа (см. обзор листа 11). И выдвигает вопрос: как связано пребывание непреднамеренного убийцы в городе убежище с фактом смерти первосвященника?
Тут, вероятно, следует отметить, что приговор суда об изгнании, вынесенный преступнику поневоле, можно считать не столько наказанием, сколько — проявлением милосердия, стремлением защитить его от кровной мести.
Размышляя об этом, рав Залман Сороцкин (раввин в городах Литвы, затем — в Израиле; первая половина 20‑го века) объясняет: смерть великого человека (в данном случае — главного коэна) — большая утрата для каждого еврея и на каждого, включая тех, кто одержим желанием отомстить убийце за смерть родственника, она производит сильное эмоциональное впечатление. Поэтому Талмуд, учитывая человеческую психологию, делает вывод, что перед всенародной утратой утрата личная как бы отодвигается на “второй план” и мстители, как правило, отказываются от намерений уничтожить обидчика. А это дает невольному убийце возможность вернуться из города-убежища.
В обзоре предыдущего листа мы говорили о том, что на главном коэне лежит ответственность за непреднамеренные убийства, и поэтому молитвы невольных убийц о его скорейшей кончине могут быть приняты Небесами (см. обзор листа 11).
Если рассматривать второе положение нашей Мишны с этой точки зрения, неизбежно возникает вопрос: в чем же виноват назначенный на этот высокий пост непосредственно перед вынесением приговора непредумышленному убийце первосвященник? Ведь о его кончине будут молиться те, кто совершил преступление, когда он главным коэном еще не был. Разве должен от отвечать за то, что — вне его власти?
Вновь назначенный первосвященник мог молиться, чтобы суд избавил непредумышленного убийцу от необходимости быть в изгнании, — отвечает Талмуд.
Но ведь бет дин (еврейский суд) осуществляет на практике принцип Высшей Справедливости. Надо ли молиться, чтобы судьи вынесли иное, нежели предполагалось, решение?
Рав Сороцкин отвечает на этот вопрос, по аналогии описывая другую ситуацию.
Допустим, человек смертельно болен, и нет надежды на выздоровление. Такова воля Всевышнего — пришел его срок покинуть наш мир. Однако те, кто любит его, его ближайшие родственники, молятся о его выздоровлении.
Такого же отношения к каждому еврею требует Тора от первосвященника...
Ханох Лернер
Наш лист открывает третью главу трактата Макот, в которой говорится о телесных наказаниях (ударами плетью — см. Введение к трактату Макот).
Прочтем первую Мишну главы.
Ударами плетью наказывают:
того, кто вступил в интимные отношения со своей сестрой , с сестрой своего отца, с сестрой своей матери, с сестрой собственной жены, с женой брата, с женой брата своего отца;
главного коэна, который женился на вдове;
простого коэна, который вступил в брак с разведенной женщиной...
того, кто ел тевель (овощи и фрукты, плоды Эрец Исраэль, от которых не отделены трума и маасер — части урожая, которые полагается отделить в пользу коэнов и левитов).
Анализируя содержание Мишны, Талмуд приступает к детальному обсуждению конкретных установлений. И спрашивает, в частности: сколько овощей и фруктов (обозначенных в Мишне понятием тевель — см. выше) должен съесть человек, чтобы его могли наказать ударами плетью?
Даже за съеденную крошку тевеля человеку полагается телесное наказание, — говорит раби Шимон (великий Учитель Мишны, 2‑й век).
Другие Учителя усматривают в этом вопросе иную грань Истины. Удары плетью, — говорят они, — заслуживает человек, который съел тевель в количестве, не меньшем, чем объем маслины средней величины.
Но разве не наказывают человека, который съел муравья, хотя он и очень мал (по закону Торы, евреям запрещено употреблять в пищу насекомых)? — спрашивает раби Шимон, отстаивая свою позицию.
Да, муравей — мал, — отвечают другие Учителя. — Но таким его изначально создал Всевышний. То есть он, сам по себе — единица измерения.
Маленьким создано и пшеничное зернышко, — говорит раби Шимон. — Значит, и его можно считать единицей измерения...
Талмуд отмечает, что в нашей Мишне, определяющей, за какие проступки наказывают ударами плетью, перечисляются лишь такие нарушители, которым по Суду Небес может полагаться карет (отсечение от Источника жизни, лишение удела в Будущем мире; в реальном земном проявлении это может быть, к примеру, преждевременная смерть). И выдвигает вопрос: наказывают ли плетью тех, кому за их деяния полагается смерть?
Да, наказывают, — отвечает раби Ишмаэль (великий Учитель Мишны, 2‑й век).
Раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век) открывает иную грань Истины (и его позиции следует ѓалаха — практический закон).
Тех, кому полагается карет, могут наказать ударами плетью, — говорит он. — Ведь если преступник в результате раскается, совершит тешуву (то есть вернется к Всевышнему и будет исполнять все Его повеления), Небеса простят его. Но не наказывают плетьми человека, заслужившего смертную казнь. Ибо, даже если такой преступник раскаивается и готов сделать тешуву, земной суд не в праве отменить ему смертный приговор.
Свои выводы раби Акива делает на основе тщательного анализа текстов Торы. А в Торе сказано, например, о том, что за одно преступление нельзя наказывать дважды. Следовательно, если преступника, совершившего не столь тяжкое преступление, как, допустим, убийство, наказали плетьми, Небеса отменяют решение о карете.
Рассматривая проблему в этом ракурсе, мы видим, что телесное наказание — проявление гуманности.
Но почему же все-таки раби Ишмаэль говорит, что человека, которому за его проступок полагается смерть, можно наказать плетьми?
Талмуд объясняет: раби Ишмаэль имеет в виду ситуацию, когда человека, перед тем, как он нарушил закон, предупредили, что за такое нарушение его могут наказать плетьми (как известно из обзоров трактата Санѓедрин, преступнику выносили приговор лишь в том случае, если он был предупрежден о незаконности планируемых им действий и о том наказании, которое ему за это полагается), а он, не послушавшись, совершая преступление, еще и ухудшил свое положение отягощающими обстоятельствами, учитывая которые суд мог вынести ему смертный приговор.
Из общего правила об обязательном предупреждении преступника о мере наказания, которое необходимо для вынесения приговора, есть только два исключения, — попутно сообщает Талмуд. — И без предупреждения наказывают тех, кто не дал приношение в Храм в Песах, и тех, кто не сделал своему ребенку обрезание (брит-милу)...
Талмуд продолжает обсуждать помещенную на предыдущем листе Мишну (см. обзор листа 13).
Зачем в обозначенном Мишной перечне нарушений, связанных с запрещенными интимными отношениями, за которые полагается телесное наказание, особо выделены связи с сестрой (своей сестрой, сестрой матери, сестрой отца и т.п.)? — спрашивает Талмуд.
Отвечают Учителя: чтобы подчеркнуть, что за каждое нарушение назначают отдельное наказание.
Но ведь к такому же выводу можно было бы прийти методом простого в данном случае сравнительного анализа, — отмечает Талмуд. — Интимная связь с нидой (женщиной в период месячных) также, как связь с сестрой, входит в категорию запрещенных интимных отношений. А в случае с нидой Тора прямо указывает, что каждое нарушение влечет за собой отдельное наказание. Следовательно, та же закономерность применима и к связи с сестрой...
Тогда получается, что данное Мишной разграничение призвано подчеркнуть, что за каждый «вид» связей с сестрами (матери, равно, как и отца, и т.п.) полагается особое наказание. Но ведь это очевидно и без какого бы то ни было анализа — каждому понятно, что речь идет о нескольких разных женщинах. И если это так, то сам факт, что за связь с каждой из них человек заслуживает отдельное наказание, не вызывает ни малейших сомнений.
Речь в Мишне идет, видимо, о человеке, который вступает в связь с сестрой, которая одновременно является сестрой его отца и сестрой матери, — говорит Талмуд.
Как это возможно?
Талмуд приводит конкретный пример.
У одного человека родились две дочки от его матери. Потом он вступил в интимную связь с одной из дочерей, и она родила сына. Если же его сын вступит в связь с сестрой своей матери, она окажется одновременно его собственной сестрой и сестрой его отца.
Раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век) рассказывает такую историю.
Однажды, зайдя в мясную лавку, чтобы купить мясо, он столкнулся там с Рабаном Шимоном бен Гамлиэлем (великий Учитель, глава Санѓедрина — Высшего Суда, 2‑й век) и раби Иегошуа (Учитель Мишны второго поколения, конец 1‑го – начало 2‑го века). Они выбирали мясо для свадьбы сына Рабана Гамлиэля. И раби Акива спросил у них:
— Сколько наказаний заслуживает тот, кто имел интимную связь со своей сестрой, которая также была и сестрой отца и сестрой матери?
В моей практике такой случай не попадался, — ответил Рабан Гамлиэль. — И конкретно на этот вопрос у меня нет готового ответа. Но можно вывести его, используя принцип каль ва-хомер (от простого — к более сложному). Если человек вступил в интимную связь с пятью женщинами в состоянии нида, он получает наказание — за каждую связь в отдельности, несмотря на то, что все пять нарушений принадлежат одной категории. Тогда, в случае связи с сестрой — речь здесь идет о трех разных видах родства, то есть о трех разных «категориях», тем более нарушителю запрета полагается три отдельных наказания...
Но раби Акива увидел в этом вопросе иную грань Истины: в ситуациях с женщинами, каждая из которой была нидой, речь идет о пяти разных женщинах, а в ситуации с сестрой — об одной. Следовательно, нарушитель запрета должен получить одно наказание.
Можно ли определить количество наказаний и степень их тяжести лишь на основе логических построений?
Нет, — заключает Талмуд. — Законы об этом должны быть выведены из текста Торы, где по любому поводу вообще и нашему, в частности, обязательно имеются, если не прямые, то поддающиеся выявлению (с помощью также данного на Синае при даровании Торы «инструментария» — принципов изучения Торы) указания.
Проведя тончайший анализ источников, Талмуд подводит итог: наказание дается за каждое нарушение запрета, но за одно преступление дважды не наказывают...
На нашем листе Талмуд рассматривает сложную и для нас, пожалуй, как кажется на первый взгляд — чисто умозрительную проблему, которая касается духовного состояний человека (его духовной чистоты и нечистоты) и его отношения к особым, святым вещам, которые использовались коэнами в Храме или были частью уникальных ритуалов, связанных со служением Всевышнему.
Однако следует иметь в виду, что Талмуд, даже если не говорить о будущем — о временах, когда будет отстроен Третий Храм и проблемы такого рода вновь станут насущными и актуальными, постоянно напоминает об иерархии ценностей, об уважении к вещам, имеющим высокий духовный потенциал. Подчеркивая, какое большое, непреходящее значение это имеет для жизни людей во все периоды человеческой истории.
Итак, в нашей Мишне читаем:
Человеку, который в состоянии тумы (духовной нечистоты) употребил в пищу (или для какой-то иной цели) продукты священного предназначения, полагается наказание плетью...
О чем здесь идет речь?
Прежде всего, следует, вероятно, напомнить, что туму можно получить, дотронувшись до мертвого тела человека или животного. Объяснение этого термина (тума) можно найти в обзоре недельной главы Тазриа, первый годовой цикл.
Раскрывая суть обозначенной в нашем листе проблемы, Талмуд, в частности, сообщает, что тот, кто, скажем, в бытовых целях использовал масло для помазания (о масле для помазания см. обзор листа 11 трактата Макот), подвергается телесному наказанию (по приговору суда ему назначают определенное количество ударов плетью).
Впрочем, вопрос использования не по назначению масла для помазания имеет лишь косвенное отношение к нашей теме — этого нельзя делать в принципе. Мы же ведем разговор, о телесном наказании за прикосновение (в нашем случае — за употребление в пищу) в состоянии тумы — к святыням (именно эту проблему поднимает текст нашей Мишны).
В поиске источника установления Мишны, Талмуд приводит цитату из Торы: «...Чтобы (в состоянии духовной нечистоты) всякой святыни не касался и не заходил в Храм».
Из содержания этой фразы можно было бы, вероятно, сделать вывод, что осквернение святых вещей Тора приравнивает к осквернению Храма. Учителя обсуждают вопрос: так ли это в действительности?
В процессе анализа оригиналов выясняется, что знак равенства между этими двумя указаниями не ставится. Если, к примеру, человек, находясь в состоянии тумы коснулся священного предмета внутри Храма — тогда да. Но это очевидно и из самого запрета входить в состоянии тумы в Храм. Следовательно, речь идет об осквернении святых предметов вне Храма.
В качестве одного из аргументов дается разница между наказаниями: за осквернение Храма полагается смерть, за прикосновение к святыне (вне пределов Храма) «высшая мера» не предусматривается.
Но ведь в цитате сказано — «...чтобы не касался». Откуда Мишна берет указание — «не есть»? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: слова «чтобы не прикасался» служат человеку предупреждением, что за нарушение запрета ему полагается наказание (как мы знаем, наказывать человека нельзя, если он заранее не предупрежден о том, что такого рода действия являются нарушением закона и за это наказывают); а сам запрет на употребление в состоянии тумы мяса в статусе святыне выводится на основании принципа каль ва-хомер (от простого — к более сложному): если нельзя дотрагиваться, то употреблять в пищу — тем более.
Речь идет о мясе животного и других продуктах, которые предназначались для приношения в Храм. И Мишна устанавливает закон, предусматривающий, что человек в состоянии тумы есть эти продукты не должен. А если нарушит запрет — подвергается телесному наказанию (удары плетью).
Далее Талмуд расширяет рамки обсуждения и выдвигает многосложный вопрос: когда, в какие моменты, какие именно продукты, получившие статус святыни, как и где человеку (коэну и не коэну) разрешается есть; и какие наказания полагаются за нарушения?
Об этом мы узнаем из содержания следующих листов...
Отметим, что довольно большую часть в структуре Талмуда занимают диалоги Учителей Мишны. Оперируя полученным Моше на Синае «инструментарием» — основными принципами изучения Торы — они выстраивают, порой весьма длинные, цепочки логических связей.
Ассоциации подчас уводят наших Учителей в такие глубины и «дали», что «непосвященные» (те, кто, скажем, не изучает Талмуд регулярно и по оригиналу) могут потерять ориентиры. И тогда на каком-то этапе процесс познания Истины может показаться «запутанным» лабиринтом, в котором легко «заблудиться».
Именно в такой ситуации мы оказываемся, проводя относительно поверхностный (насколько позволяют нам рамки наших обзоров) разбор пяти листов (с 15‑го по 19‑й) трактата Макот. И для того, чтобы не «затеряться в лабиринтах концепций», мы стараемся по возможности сгруппировать этапы обсуждения по логически завершенным «объектам». Но при этом, как нетрудно догадаться, нам приходится нарушать, и без того, впрочем, нередко весьма зыбкие, границы листов.
Подчеркнем, что, выясняя Истину, наши Учителя достаточно часто пользуются методом сравнительного анализа, поднимая глубинные пласты различных законов и отыскивая в них — в том или ином аспекте — далеко не всегда очевидные «непосвященному» аналогии с проблемой, которая выдвинута на обсуждение.
В нашем обзоре, не вдаваясь в детали, мы приведем два примера такого сравнительного анализа.
Пример первый.
Учителя обсуждают ситуацию, которая носит название онес (изнасилование).
Это преступление, как известно, относится к разряду «тяжких» и за него полагается суровая мера наказания. Однако существует и другой вариант, — отмечает Талмуд. Ибо есть закон, согласно которому насильник должен жениться на жертве и не имеет права с ней разводиться. Но, допустим, нарушив запрет, он все же дал ей гет (разводное письмо). Выносят ли ему приговор о наказании в таком случае?
Если этот человек — не коэн (коэну запрещается, разведясь с женой, жениться на ней вторично), — говорит Талмуд, — у него еще есть шанс избежать наказания. Его не накажут, если он одумается и вернет обратно жену...
Пример второй.
Обсуждается ситуация, обусловленная законом Торы — «Если встретится тебе по дороге гнездо птицы, и она (птица) сидит там с птенцами или на яйцах, не забирай птицу из гнезда... (А если забрал) отпусти ее, чтобы хорошо было тебе (твоей душе) и продлились твои дни» (Дварим, гл. 22, ст. 6‑7).
Даже если человек забрал из гнезда птицу (нарушил запрет), — говорит Талмуд, — но потом одумался и отпустил, чтобы она, эта птица, могла вернуться в свое гнездо к птенцам или — чтобы продолжить высиживать яйца, наказанию его не подвергают. Этому установлению следует и ѓалаха (практический закон). Не отпустил — будет наказан.
Если такой нарушитель предстает перед судом, судьи предлагают ему выбор: или отпусти или по приговору получишь наказание.
Другое дело — если человек забрал птицу из гнезда с птенцами и зарезал ее. В этом случае он сам лишил себя возможности исправить содеянное и без промедления подвергается наказанию...
Тут читатель обзора вправе задать вполне закономерный вопрос: какое же отношение имеют ситуации онес и — с птицей, которую забрали из гнезда от птенцов, к проблеме наказаний, полагающихся за нарушение, связанное с употреблением в пищу продуктов, приобретающих статус священных? Ведь именно эта тема определяет основную «сюжетную линию» обсуждения на листах, разбором которых мы сейчас занимаемся.
Не углубляясь в детали сложных ассоциативных построений, отметим лишь главный принципиальный момент. Анализируя эти и другие примеры законов, Талмуд вооружает нас очень важным инструментом исследования различных нарушений: разграничивая «этапы» нарушения заповеди, учит нас находить варианты, когда у того, кто совершил проступок, есть возможность избежать наказания.
Не будем упускать из виду, что еврейский суд, как мы говорили в обзорах трактата Санѓедрин, изыскивая способы исправления содеянного, прежде всего, ставит перед собой цель оправдать обвиняемого, допустившего ошибку.
Под этим углом зрения мы и будем рассматривать конкретный материал в следующих обзорах.
Талмуд продолжает обсуждать установление Мишны (см. обзор листа 15), в которой говорится о том, что человек в состоянии тумы (духовной нечистоты — объяснение термина см. на сайте, в обзоре недельной главы Тазриа, первый годовой цикл) не должен есть продукты, предназначенные для приношения в Храм. И приступает к детальному разбору ситуаций, предусматривающих определенное наказание за нарушение этого запрета, расширяя границы проблемы — рассматривая ее более «масштабно»: кому именно, когда и в каких случаях в принципе нельзя есть продукты, приобретающие особый духовный статус.
Выясняется, что к этой категории относится не только мясо животных, предназначенных для приношений в Храм, но и трума (небольшая часть урожая, отделенная специально для коэнов и левитов; им, как известно, не позволялось иметь собственные земельные наделы, и продукты питания им поставляла община), и бикурим («первинки» — первые плоды нового урожая, которые по закону следовало принести в Храм, в знак благодарности Всевышнему за то, что Он дал этот урожай)...
При этом мы узнаем, что каждая группа продуктов, приобретающих статус святости, то есть — употребление этих продуктов в пищу, имеет свои особенности и нюансы.
Конкретизируем задачу и проследим некоторые детали, касающиеся употребления мяса животного, предназначенного для приношения в Храм.
Талмуд выясняет, в какой момент употребление в пищу мяса, приобретающего статус святыни, становится нарушением запрета. Отметим, что это в основном обусловлено порядком осуществления процедуры приношения, видами приношений (искупительное, благодарственное, приношение всесожжения, приношение хатат — за проступок по ошибке и т.п.) и местом действия (где именно человек ел мясо приношения).
Проводя тончайший анализ обстоятельств, описание которого мы вынуждены оставить за рамками нашего обзора, Талмуд делает соответствующие выводы.
Тот, кто вне Храма ел мясо предназначенного для приношения животного, а также тот, кто «ломает кость» животного, которое служит приношением в Песах, подвергается телесному наказанию (по решению суда получает удары плетью).
Телесному наказанию подвергается и тот, кто ел мясо искупительного или благодарственного приношения до того, как кровью этого животного окропили мизбеах (в приблизительном переводе на русский язык — жертвенник). То есть — после процедуры искупления, ибо в крови — искупление (в крови — душа). Однако даже в том случае, если человек ел мясо животного, предназначенного для приношений этих видов после окропления, но — вне территории Храма, он тоже подвергается телесному наказанию. Если же ел мясо приношений после окропления и в пределах Храма, наказанию не подлежит. Исключение составляет приношение ола (всесожжения). Мясо животного, выделенного для этого вида приношений нельзя есть в принципе.
Талмуд выстраивает некую «иерархию» приношений и сообщает, например, что статус особой святости приобретает мясо животного для приношение бехор (согласно традиции, скотовод предназначал Храму родившегося в его стаде первенца). Ибо это животное отделено для приношения в Храм с момента своего рождения.
Интересно, что наказания, связанные с нарушениями конкретных запретов на употребление в пищу мясо животных, предназначенных для приношений в Храме, не были столь строгими, как можно было бы предположить. Мы в состоянии это оценить, приведя здесь такой пример, который, кстати, поможет нам понять, с какой скрупулезностью, определяя меру пресечения, рассматривали Учителя каждый человеческий проступок.
Того, кто ел мясо животного, предназначенного для приношения ола (всесожжения) перед тем, как его кровью окропили мизбеах, — говорит Рава (величайший Учитель Талмуда; Вавилон, 4‑й век), — да еще за пределами Иерусалима, наказывают пятью ударами плетью.
Объясняет Талмуд:
— один удар полагается за то, что человек ел мясо приношения ола перед тем, как окропили мизбеах кровью этого животного;
— другой — за то, что ел это мясо приношения, не будучи коэном;
— еще один — за то, что ел мясо в статусе приношения ола, тогда как его нельзя есть даже коэну;
— еще один — за то, что ел мясо животного, предназначенного для приношения, за чертой Иерусалима;
— и пятый — за то, что ел его не на территории Храма...
Важно подчеркнуть, что составляющие (перечисленные выше пункты) «вычисляются» судьями бет дина (еврейского суда) не произвольно, но — на основе установлений, выведенных нашими Учителями в процессе анализа первоисточников.
Конкретнее об этом мы поговорим в нашем следующем обзоре...
В прошлый раз мы остановились в нашем обзоре на перечислении составляющих наказания (пять ударов плетью) за то, что человек ел мясо, получившее статус приношения ола (всесожжения) до того, как кровью этого животного окропили мизбеах (в приблизительном переводе на русский язык — жертвенник), да еще не на территории Храма, а вообще — за пределами Иерусалима (см. обзор листа 17).
Зачем нужна такая детализация? — спрашивает Талмуд. — Разве не достаточно было бы сказать: «за это — пять ударов плетью». Тем более, что мясо приношения ола вообще нельзя есть — ни простому человеку, ни — даже коэну.
И отвечает: чтобы выделить каждый запрет из всех перечисленных случаев. При этом каждый служит напоминанием о запретах, связанных с употреблением в пищу мяса приношений других видов и каждый имеет свое обоснование в Торе.
Сказано, например: «...И принесешь туда, и будешь есть в том месте — перед Всевышним» (Дварим, гл. 12, ст. 18). Перед Всевышним, то есть — в Храме. И это означает, что за пределами Храма есть «посвященное Храму» мясо нельзя.
Мясо приношения хатат (в искупление допущенного по ошибке проступка), — сообщает Талмуд, — позволяется есть только коэнам. И выдвигает вопрос: следует ли наказывать представителя исраэль (не коэна и не левита; народ Израиля , как известно, делился на три группы: коэны, левиты и исраэль — все остальные евреи), если он ел мясо животного, предназначенного для приношения хатат, до того, как его кровью окропили мизбеах?
Ответ — отрицательный. Такой человек свободен он наказания, ибо до окропления мизбеаха кровью животного для приношения хатат, запрет на его употребление в пищу для исраэль в силу еще не вступил.
Талмуд переходит к обсуждению законов, касающихся другой группы продуктов, приобретающих статус святынь. Речь идет о части выращенного в частном саду или на личном поле урожая, которая отделяется от общей массы и приносится в Храм.
Это, прежде всего — трума (небольшая часть урожая, которую каждый представитель исраэль должен отделить в пользу коэнов, которые, как мы уже говорили не имели собственных земельных наделов).
Почему эта часть урожая получает статус святыни? Чем она отличается от остальных плодов земли Израиля?
Дело в том, что выполнение этой заповеди — отдать коэну («оторвать» от себя плоды собственных нелегких трудов и отдать их другому) возвышает человека, приближает его к Творцу.
Талмуд сообщает: труму дозволяется есть только коэну и членам его семьи. Если обычный человек (не коэн) съест даже мизерную долю от отделенной (им самим или соседом) для коэна части урожая, он заслуживает наказание.
В процессе обсуждения законов трумы Талмуд касается заповеди отделения пеа (обязанность каждого еврея оставлять край поля не убранным — для бедных, которые сами снимут с этой части поля урожай).
Этот фрагмент, хотя плоды, выросшие на краях поля и не имеют особого духовного статуса, важен для нас, поскольку здесь мы (в который уж раз) можем убедиться в мягкости еврейских законов.
Мы узнаем, что человеку, который не оставил, скажем, не сжатыми края поля, дозволяется оставить для бедных снопы. Если он не оставил ни одного снопа, может отделить для бедных зерна — пока не собрал их в кучу. Но, если собрал, ему полагается отделить от общего количества зерна небольшую часть для коэнов, десятую часть — для левитов, а потом выделить часть — беднякам. И это тоже считается исполнением заповеди. Но в случае, когда человек, не отделив долю бедным, съел хлеб, это расценивается как будто бы он отменил для себя заповедь Торы. Что, понятно, не может остаться без последствий. Ибо, «пропустив» исполнение заповеди, человек наносит ущерб собственной душе. А в Торе сказано: «Не оскверняйте души ваши...».
Плоды урожая, от которого не отделена трума (небольшая доля урожая, которую отдают коэнам) и маасер ришон (еще одна десятая от оставшейся после трумы части урожая, которая предназначается левитам) считается — тевель (об этом см. обзор листа 13). И даже если трума отделена, а положенное бедным не отдано, плоды (законы отделения трумы и маасера, подчеркнем, касается только плодов Эрец Исраэль), которыми собирается пользоваться хозяин урожая, тоже — тевель. А тевель по закону есть запрещается. За нарушение этого запрета полагается телесное наказание (суд назначает тому, кто ел тевель, даже если это — объем, не превышающий размер средней оливки, определенное количество ударов плетью).
Вслед за Талмудом, мы продолжаем обсуждение темы нарушения законов, относящихся к употреблению в пищу части урожая, которая приобрела статус святыни.
Талмуд рассказывает, что в свое время первосвященник по имени Йоханан «проинспектировал» соблюдение правил маасера на территории Израиля и обнаружил, что многие земледельцы отделяют лишь труму для коэнов, а другие десятины, вопреки указаниям Торы, оставляют себе. И получалось, что люди, покупавшие у нарушителей законов зерно и плоды, не зная об этом, употребляли тевель. Поэтому в практику было введено установление — каждый еврей, в случае, если не был уверен, что из урожая, плоды которого он приобретает, извлечены маасер ришон (для левитов) и маасер шени, должен сам отделить положенные, согласно еврейской традиции, десятины (маасер шени — это вторая десятина от урожая, которую на праздники земледельцы, как предусматривал закон, привозили в Иерусалим и там вместе с другими людьми — друзьями и бедняками — съедали; эту десятину разрешалось продать, а на вырученные деньги для тех же целей купить продукты в Иерусалиме; дважды за семилетие маасер шени по закону полностью отдавали беднякам).
Талмуд сообщает: за употребление в пищу маасера шени за чертой Иерусалима полагалось телесное наказание (определенное решением суда количество ударов плетью).
Анализируя законы маасера шени, Талмуд, как обычно, в стремлении все предусмотреть, рассматривает самые разнообразные ситуации. В частности, здесь пересказывается такая история.
Сидели мудрецы у иерусалимских ворот и обсуждали проблему выкупа маасера шени (его обмена на деньги, что по еврейскому закону возможно лишь до того, как человек пришел в Иерусалим).
Спросил один из них:
— Если человек уже стоит на земле Иерусалима, а его маасер шени — снаружи, за иерусалимской стеной, должен ли он съесть его в Иерусалиме или же может еще обменять его на деньги?
Ответил один из учеников раби Шимона (великий Учитель Мишны, 2‑й век):
Написано в Торе об этом: «...когда далеко от тебя это место (Иерусалим)». Но если человек или его поклажа находятся в Иерусалиме, то выкупить маасер шени уже нельзя. Его следует съесть в Иерусалиме.
— А если он сам стоит в Иерусалиме, а его груз, маасер шени, висит на длинной палке за пределами города... — уточняет рав Папа (амора, Учитель Талмуда пятого поколения; конец 4‑го века). — Можно ли считать, что маасер отделен от хозяина и его разрешается выкупить, или же он по-прежнему считается его ношей и его надо съесть в Иерусалиме?..
Эта проблема так и осталась нерешенной, — заключает Талмуд.
От законов маасера шени мы переходим к обсуждению правил бикурим («первинки» — первые плоды нового урожая, по еврейскому закону, следовало принести в Храм, в знак благодарности Всевышнему за то, что Он дал этот урожай).
Того, кто ел плоды, предназначавшиеся для бикурим («первинок»), до того как прочел над ними соответствующее, записанное в Торе благословение, — сообщает Талмуд, — наказывают ударами плетью.
Существовал и определенный порядок приношения бикурим: отделенные для этого плоды следовало возложить перед мизбеахом (в приблизительном переводе на русский — жертвенник). Но если человек не сделал это и не прочитал над этими плодами положенный текст, его освобождают от наказания.
Некоторые Учителя высказывают такую позицию: обязательное условие ритуала приношения бикурим — возложение плодов к мизбеаху, но при этом приведенный в Торе текст можно не читать.
Может, и нет обязанности читать благословение над «первинками», — говорит рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда; начало 5‑го века), — но тот, кто произносит его, выполняет мицву (заповедь).
В качестве аргумента, подтверждающего необязательность чтения благословения над бикурим, Талмуд приводит слова из текста этой брахи (благословения): «...который обещал нашим праотцам...». И спрашивает: может ли прочесть эти слова гер (человек, по собственному желанию и убеждениям принявший еврейство), который, став частью еврейского народа, стремится выполнять заповеди Торы (включая заповедь бикурим), но физически потомком еврейских праотцев не является?
И отвечает: не может. Хотя бы только поэтому чтение брахи над «первинками» не возводится в непреложное правило.
Далее мы узнаем, что процесс приношения бикурим включает в себя действие, которое называется — тенуфа (вознесение). Коэн подкладывал свои руки под руки хозяина плодов-«первинок», и вместе они возносили, поднимали вверх, к Небесам плоды-бикурим.
Талмуд отмечает, что в иерархии приношений-святынь бикурим берет верх над маасером шени, потому что плоды бикурим разрешается есть только коэнам (служителям в Храме, которые ближе других людей — к Творцу).
Талмуд рассматривает такую ситуацию: допустим, человек несет бикурим в Храм, и по дороге съел часть плодов. Спрашивается — должны ли его за это наказывать?
И дает ответ: ему полагается наказание лишь в том случае, если он съел плоды в таком месте, откуда уже был виден Храм.
Бикурим, пока они находятся за пределами территории Храма, статуса святыни еще не имеют, говорит раби Элиэзер (великий Учитель Мишны, 1‑й век). — И приобретают его лишь внутри Храма.
Попутно Талмуд задается вопросом: сохраняет ли статус святыни место, на котором стоял Храм, и после его разрушения?
Учителя видят в решении этой проблемы различные грани Истины.
Отвечает Равина (редактор окончательного варианта Талмуда; конец 5‑го века): после разрушения Храма святость за местом, где он раньше стоял, не закрепляется.
Открытой им грани Истины следует и ѓалаха (практический закон)...
Всякий раз, переходя в наших обзорах от одной темы к другой, поражаешься «предусмотрительности» Талмуда. Ибо нет такой жизненной сферы, области человеческой деятельности, которая осталась бы за пределами его обсуждения. Талмуд не оставляет без внимания даже самые незначительные, не заслуживающие, казалось бы, пристального рассмотрения в столь солидной книге, проблемы.
Но для Талмуда не существует «мелких» тем. Мы снова убеждаемся в этом и на примере проблемы, которой посвящен наш лист.
Речь здесь идет о стрижке и выдергивании волос, о царапинах на теле, которые наносит себе человек.
Прочтем текст Мишны.
Подлежит наказанию тот, кто в трауре по близкому родственнику (в знак траура, как это принято у некоторых народов):
— выстригает волосы на висках;
— сбривает края бороды;
— наносит себе раны...
Если, будучи в трауре по одному мертвому, человек наносит на свое тело пять царапин, он получает наказание за каждую из них.
Если человек подравнивает волосы на висках, — уточняет Талмуд, — его наказывают дважды: одно наказание назначается за стрижку волос с правой стороны, второе за то, что подстригал — с левой.
Тогда сколько же наказаний получает человек за приведение в порядок бороды? Если воспользоваться той же логикой, что и в первом случае, выходит — пять наказаний: два — за правую и левую часть бороды около висков; два — за правую и левую сторону по нижней линии щек и один — за нижнюю часть бороды, под подбородком.
За приведение в порядок бороды полагается одно наказание, — говорит раби Элиэзер (тана, великий Учитель Мишны второго поколения, 1‑й век). — Если, конечно, он подстригал всю бороду за один раз. Причем, его привлекают к ответственности лишь в том случае, если он, подравнивая бороду, пользовался бритвой.
Не имеет значения, чем он пользовался, приводя в порядок бороду, пусть — и ножницами, — говорят другие Учителя. — Все равно его наказывают...
Решение, сколько раз привлекается к ответственности человек в трауре за приведение в порядок бороды или за стрижку волос и т.п., зависит от количества предупреждений, которые ему сделаны, — вносят свое уточнение Учителя.
Такой вывод делают они, сравнивая рассматриваемую здесь ситуацию с той, которая имеет отношение к назиру (человек, который дал обет не стричь волосы, не пить вино и не прикасаться к мертвому телу). Говорится о назире: если он, нарушив обет, пил вино, пусть даже целый день, его наказывают один раз. Но если его, положим, трижды предупредили, чтобы он этого не делал, а он продолжал пить, ему и полагается три наказания.
Талмуд выясняет источник положений Мишны и приводит две цитаты из Торы. В первой сказано: «Не состригайте края волос вокруг головы своей и не царапайте свою плоть по умершему» (Ваикра, гл. 19, ст. 27‑28). Во второй — «Пусть не делают они плеши на голове своей и боков бороды своей не сбривают и не будут делать надрезы на теле своем...» (Ваикра, гл. 21, ст. 5).
Здесь возникает вопрос: почему Тора, в которой, как мы знаем, и буквы лишней нет, вторично возвращается к той же теме?
Объясняет Талмуд: во втором случае повеление обращено к коэнам (служителям в Храме), в первом — ко всем евреям.
Какого минимального размера должна быть выстриженная площадь, чтобы человек, который сделал это предстал перед судом и получил наказание? — спрашивает Талмуд.
По этому поводу позиции Учителей расходятся. Одни говорят, что наказание полагается даже за два вырванных волоска. И доказательство напоминают о законах субботы. В субботу, если человек состриг ножницами хотя бы два волоска, он нарушил заповедь «не делай» и заслужил наказание.
Другие определяют размер: часть Учителей говорит — с пшеничное зернышко, часть — с чечевичное. Третьи усматривают в этой проблеме такую грань Истины: человек заслуживает наказание, если отчетливо видна «пролысина».
Даже если человек состриг или вырвал один волосок, его наказывают, — говорит раби Элиэзер.
И остальные Учителя согласны с ним, но применительно лишь к одной ситуации — когда человек избавляется от седых волосков, чтобы не выглядеть старше своего возраста. Ибо в Торе есть указание, смысл которого сводится к тому, что мужчине негоже «приукрашивать» себя, подобно женщине. И относится оно не только к дням траура или субботним дням, но — но ко всей жизни мужчины вообще.
Талмуд выдвигает на обсуждение такую ситуацию: допустим, один человек попросил другого подстричь его. Кого следует наказывать: того, кто делал стрижку, или того, кто попросил сделать это.
Наказывают обоих, — говорят Учителя.
Но чем же провинился тот, кого стригут? — спрашивает рав Хисда (амора, Учитель Талмуда в Вавилоне; 3‑й век). — Ведь он никакого действия не совершал...
Человек в данном случае, и не предпринимая действий, все равно нарушил запрет, — объясняет Талмуд. — И за это заслуживает наказания...
На нашем листе продолжается обсуждение Мишны, помещенной на предыдущем (см. обзор листа 20). И если в прошлый раз мы говорили о запрете стричь волосы в знак траура, то теперь Талмуд переходит к анализу последних установлений этой Мишны, касающихся порезов, которые, как мы прочли, евреям тоже нельзя сознательно наносить на свое тело (как это принято у некоторых других народов), если умер кто-то из близких родственников.
Талмуд, как обычно, с присущей ему скрупулезностью вникает в детали и рассматривает различные обстоятельства. Не пересказывая процесс обсуждения полностью, остановимся лишь на одном моменте.
Того, кто наносит раны на свое тело острым предметом, приговаривают к телесному наказанию, — говорит Шмуэль (великий Учитель Талмуда первого поколения; 3‑й век).
И речь как будто бы идет об одном запрете. Однако в Талмуде этот запрет имеет два названия: срита и гдида. Чем они друг от друга отличаются?
Объясняет раби Йоханан (величайший Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, 3‑й век): если нанес себе рану человек в знак траура (запрет — срита) ногтем или острым предметом он определенно заслуживает наказания; но если он поранил себя в порыве идолопоклонства (запрет — гдида), его наказывают только в том случае, если рана нанесена острым предметом, ибо здесь речь идет о порядке ритуала служения идолам.
Еврейская традиция учит: человек не вправе по собственному усмотрению распоряжаться своим телом. Ибо оно дается человеку Всевышним лишь во «временное владении». А условия «пользования» им, как мы видим, подробно обговариваются в Талмуде.
Наша Мишна разбирает, в частности, вопрос о татуировках. В ней сказано:
Того, кто рисует на своей коже, а потом по этому рисунку делает татуировку, наказывают плетью...
Далее идет обсуждение деталей, определяющих, в каких границах действует этот запрет.
Талмуд уточняет: если некто просто что-то написал или нарисовал на коже, телесное наказание ему не полагается. Свободен от наказания и тот, кто сделал наколку без рисунка.
Привлекают к ответственности тех, кто выкалывает на коже имя идола, — говорит раби Шимон (раби Шимон бар Йохай , великий Учитель Мишны и составитель книги Зоѓар; 2‑й век).
А раби Малхия дополняет: запрещается сыпать пепел на рану, ибо это может напоминать татуировку.
Впрочем, рав Аши (великий Учитель, редактор Вавилонского Талмуда, начало 5‑го века) усматривает в этом вопросе иную грань Истины. Можно посыпать раны пеплом, — говорит он. — Сама рана — свидетельство, что у человека не было намерения сделать татуировку.
На нашем листе Талмуд затрагивает и проблему шаатнеза (запрет на ношение одежды, сшитой из материала, который соткан из сложенных вместе нитей шерсти и льна). И выдвигает вопрос: по какому принципу наказывают человека, нарушившего этот запрет?
Ответ тут дается такой: если надел человек платье из шерсти и льна вперемешку, несущественно, пять минут он ходил в нем или — целый день, ему полагается за это одно наказание. Но если предупреждали его несколько раз, а он снова то же платье надел, а потом — опять и опять, его наказывают столько раз, сколько было высказано ему предупреждений.
Обсуждая «количественную» сторону проблемы наказаний (сколько наказаний человек может получить за те или иные нарушения и сколько ударов плетью за это ему полагается), Талмуд рассматривает самые разнообразные ситуации.
Что делать, к примеру, если человек, занимаясь какой-то одной работой, нарушает сразу восемь запретов?
Допустим, человек обрабатывает свое поле. В плуг, в одну упряжку, он впрягает быка и осла (Тора делать это запрещает). Мало того, бык этот — первенец, и он, по закону, имеет особое предназначение (посвящен Храму и, стало быть, использовать его для хозяйственных работ запрещено). Осел — тоже первенец, которого полагается выкупить. А на самом поле произрастают растения разных видов (что Торой также запрещено). И все это происходит в год шмиты (каждый седьмой год), когда обрабатывать поле вообще запрещается. К тому еще — и в йом тов (праздничный день), когда разрешено совершать лишь относящиеся к празднику действия. При этом сам работник, скажем — назир (человек, взявший на себе обязательство не пить вина, не стричь волосы, хранить себя в духовной чистоте). И вот в процессе работы он попадает в нечистое место — на земле, предположим, лежит убитый зверек (назиру, как и коэну, запрещено находится в том месте, где лежит мертвое тело)...
Прежде чем сделать какое-либо заключение, Учителя выясняют степень «причастности» различных нарушений к той основной работе, которой занимается на поле этот человек. Не вдаваясь в подробности — сложных, отметим, логических связей, перейдем к содержанию следующего листа, где продолжается обсуждение намеченной здесь проблемы...
Итак, Талмуд продолжает, подробно рассматривая особенности единичных и множественных нарушений, исследовать «количественные характеристики» наказаний. И, как обычно, пользуясь методом сравнительного анализа, ведет поиск аналогий в Торе.
И обращает внимание, что, запрещая работать в субботу, Тора прямо указывает лишь на один запрет — «не разжигай огонь в шаббат» (всего их 39). Остальные виды запрещенных работ выведены из ее текста Учителями.
Но почему же только на один? — спрашивает Талмуд. И отвечает: этим Тора подчеркивает, что за нарушение каждого субботнего запрета полагается отдельное наказание.
Тогда, — делают вывод Учителя, — за то, что человек, скажем, сварил в молоке и съел в праздничный день (йом тов) жилу, которая проходит через бедро животного, его приговаривают к пяти наказаниям. Первое — за то, что ел жилу, на употребление в пищу которой Торой наложен запрет. Второе — за то, что варил в день праздника, что тоже запрещается. Третье — за то, что нарушил запрет не варить мясо в молоке. Четвертое — за то, что ел вместе молочное с мясным. Пятый — за то, что в йом тов разжег огонь.
Он получает два наказания за то, что ел некошерное (запрещенную жилу, да еще с молоком), — уточняет раби Хия (Учитель Талмуда в Эрец Исраэль, первое поколение, начало 3‑го века). — И три — за нарушение запретов в процессе приготовления...
А если при этом человек разжег огонь, используя поленья, взятые от дерева, которое было предметом поклонения идолопоклонников, ему следует добавить еще одно наказание. Ибо сказано: «...Чтобы эта мерзость не прилипала к твоим рукам» (Дварим, гл. 13, ст. 8). И еще: «Не заноси мерзость во владения свои» (Дварим, гл. 7 ст. 26).
Или, к примеру, взял поленья из храмового двора, которые можно использовать лишь для нужд Храма, а для иных целей вне Храма — нельзя. За это тоже полагается дополнительное наказание.
Таких добавлений и дополнений может быть множество, — заключает Талмуд и разворачивает спектр возможных вариантов.
Мишна нашего листа определяет число положенных провинившемуся ударов:
Сколько раз его бьют? Тридцать девять (сорок без одного).
Раби Иегуда говорит: все сорок ударов он получает, один, дополнительный к тридцати девяти — между плечами.
Общее число ударов должно делиться на три.
Если назначили 39 ударов, и часть из них он уже получил, а в какой-то момент увидели, что всю процедуру наказания (подсудимому) не выдержать, (от продолжения наказания подсудимого) освобождают.
(В противоположной ситуации дело обстоит иначе): по предварительной оценке, решили, что больше 18‑ти ударов (подсудимому) не выдержать, но потом убедились, что (его физическое состояние, казалось бы) позволяет добавить количество ударов до 39‑ти, (количество ударов) не добавляют.
Талмуд уточняет: если проверили физическое состояние подсудимого и увидели, что он может выдержать все 39 ударов, но вторичное «обследование» показало — не выдержит, подсудимого освобождают от наказания. Если решили, что он способен перенести лишь 18 ударов, а при вторичной проверке выяснилось — все 39, подсудимый также освобождается от наказания.
Но ведь это, второе, уточнение как будто бы противоречит Мишне. Ведь речь в ней идет о ситуации, когда осужденного освобождают от дальнейшего наказания, если какое-то количество ударов он уже получил.
Никакого противоречия нет, — объясняют Учителя. — В Мишне берется случай, когда подсудимого наказывают и тут же, в тот же день, при вторичной проверке обнаруживают, что его физические возможности меньше, чем предполагалось. Талмуд же рассматривает ситуацию, когда вторичное «обследование» проводится в другой день, и за время между проверками осужденный мог ослабеть.
Если столько проблем с одним наказанием, как же поступают, если человеку полагается два?
Сначала он получает первое, — отвечает Талмуд. — Потом подлечивается и получает второе. Если же за второе нарушение присуждают всего несколько ударов и в целом получается сорок два, он получает тридцать девять ударов плетью, и считается, что оба приговора приведены в исполнение.
Талмуд дает описание процедуры телесного наказания.
Обе руки осужденного с двух сторон привязывают к столбу, представитель общины держит его за одежды, и камень привязывают к его спине.
Назначенный для приведения приговора в исполнение представитель общины берет в руки плетку из четырех сплетенных ремешков: два — из телячьей шкуры, два — из шкуры осла. Рукоять плетки — короткая: длиной с кулак и шириной с кулак.
Удары наносятся одной рукой, но — со всей силы. А рядом стоит человек и читает слова из Торы: «Если не будешь соблюдать... пошлет тебе Всевышний наказание... И Он милостив и искупит проступок...» (Дварим, гл. 28, ст. 29).
Еврейский закон, как мы могли убедиться, предусматривает все возможные меры предосторожности, чтобы от телесного наказания осужденные не погибали. Но если все же умер человек от ударов плетью, исполнителя приговора, при условии, что он не добавил к плетке, вопреки указаниям Талмуда, дополнительный ремешок, не наказывают. Если же был ремешок добавлен, и приговоренный к телесному наказанию умер, назначенный для исполнения приговора представитель общины должен скрыться в городе-убежище (см. обзор листа 10).
Моше Гойхберг
На нашем листе Талмуд поднимает очень сложную проблему соотношения деятельности бет дина (еврейского суда) с решениями Небесного Суда. И выдвигает вопрос: может ли земной суд облегчить участь преступника, если Высший, Небесный суд приговорил его к суровому наказанию?
В Мишне этого листа читаем:
Каждый, кто совершил преступление, за которое (Небеса) приговаривают к карету (отсечение души от Источника жизни и от еврейского народа), — говорит раби Ханина бен Гамлиэль, — освобождается от карета, если (по решению бет дина) будет наказан плетью. Как сказано: «И будет наказан плетью брат твой перед глазами твоими» (Дварим, гл. 25, ст. 3; то есть после наказания плетью он снова станет «твоим братом» — евреем).
Если за одно преступление могут взыскивать с виновного душу, — продолжает раби Ханина бен Гамлиэль, — насколько же больше будет воздаяние тому, кто выполнил одну мицву (заповедь)!
Эти положения раби Ханина выводит из фрагмента Торы, где сказано: «И будет отсечена душа преступника от народа» (Ваикра,, гл. 18, ст. 29), — говорит раби Шимон (великий Учитель Мишны, 2‑й век). И в том же отрывке написано: «...то, что делает человек и чем живет» (там же, ст. 5). Отсюда мы можем сделать вывод, что каждый, кто не совершил преступление (которое задумал), получает заслугу, как будто бы он исполнил мицву.
Сказано в Торе: «...только удержись от того, чтобы есть кровь, ибо в крови — душа, и не ешь душу с плотью... Если не употребляет ее (кровь в пищу) человек, удостаивается он заслуги» (Дварим, гл. 12, ст. 23), — отмечает раби Шимон бар Раби. — Какой же великой заслуги удостаивается тот, кто удержался от грабежа и недостойного поведения!..
Проблемы «преступления и наказания» рассматриваются в этой достаточно уникальной Мишне с неожиданной для представлений нашего, современного, общества стороны.
Мы знаем, что карет подразумевает, прежде всего, как бы духовное «перемещение» личности преступника, изменение его духовного «статуса». Какие же положительные духовные изменения, должно произвести телесное наказание, чтобы Небеса отменили карет?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вспомнить, что наказание, само по себе, не определяет главные цели еврейского суда. В процессе судебного разбирательства бет дин, как мы неоднократно говорили в наших обзорах трактата Санѓедрин, стремится оправдать обвиняемого, привести его к тому, чтобы он раскаялся, совершил тешуву — вернулся к Творцу, к выполнению заповедей Торы. Это, в свою очередь, дает совершившему преступление человеку возможность получить прощение Небес, что может повлечь за собой и отмену карета. Раби Акива (величайший Учитель Мишны, 2‑й век) так формулирует эту закономерность: «Если человек сделал тешуву, Небесный суд его прощает».
Однако понятно, что оставлять проступки безнаказанными нельзя. Такова человеческая психология: если за преступление людям ничего не грозит, они невольно делают вывод, что все — дозволено. Для этого и существуют в этом мире меры пресечения — в назидание самому преступнику и другим.
Далее Мишна нашего листа соизмеряет Суд и Милосердие Небес. Анализируя второй ее фрагмент, Раши (один из крупнейших комментаторов Талмуда; Франция, 11 век) объясняет: мера проявления в нашем мире Милосердия Творца, как минимум, в 500 раз превышает меру Его возмездия за дурное поведение людей.
Это «вычисление» Раши производит, комментируя слова Торы о том, что Небеса взыскивают за проступки отцов с детей (если они становятся «последователями» отцов и повторяют отцовские ошибки), начиная с 3‑го и 4‑го поколения, а затем, в том же отрывке, сказано: «Проявлю милость на тысячи поколений любящих Меня и хранящих Мои заветы» (Шемот, гл. 20).
Небесный Суд «утверждает» решения, принятые земным судом, — говорит раби Иегошуа бен Леви (великий Учитель Талмуда первого поколения; Эрец Исраэль, середина 3‑го века), анализируя Мишну и книги Танаха.
Этот вывод раби Иешуа бен Леви делает, в частности, из фразы: «И установили (на Небесах то, что» приняли евреи» (Танах, книга Эстер, гл. 9)...
Наш лист завершает трактат Макот на возвышенной ноте. В его Мишне читаем такие слова:
И проявил желание Всевышний, благословен Он, выделить Израиль — увеличил (для народа Израиля количество) мицвот (заповедей)...
Смысл этого особого благоволения заключается в том, что определенное число заповедей человек исполняет естественным образом, в силу заложенных в нем «от природы» качеств, но евреям даны — дополнительные, которые следует претворять в жизнь лишь по той причине, что таково повеление Творца, хотя истинная их цель может быть им непонятной. И это дает возможность сынам Израиля получить и большие заслуги.
Как сказано в Танахе: «(Эти дополнительные заповеди) Всевышний пожаловал ради его (Израиля) праведности, поэтому увеличил Тору и заслуги...» (Танах, книга пророка Иешаягу, гл. 42, ст. 21).
Анализируя содержание этого листа, Рамбам (великий Учитель, комментатор Мишны и составитель полного кодекса еврейских законов Мишнэ Тора; Испания — Египет, 12 век) отмечал: одна из основ веры в Творца — исполнение заповедей как таковых, без каких-либо «посторонних» соображений и намерений, но — только во имя любви к Всевышнему; такое исполнение гарантирует человеку удел в Будущем мире.
В Торе дается 613 заповедей, — напоминает Талмуд. — 365 из них (по числу дней в году) относится к «запретительным» (заповеди «не делай») и 248 (по количеству частей человеческого тела) — к «разрешающим», побудительным (заповеди «делай»). И это как бы подчеркивает, что человеческая душа реализует в мире свой потенциал в определенном пространстве и времени.
Рав Ѓамнуна обращает внимание на тот факт, что гематрия (числовое значение) самого слова Тора равна 611. Мы можем предположить, что, по сути, слово «Тора» должно было бы выражать количество заключенных в ней заповедей (613).
Почему же двух не хватает? — спрашивает Талмуд.
И отвечает: в «начертание» слова не вписаны два первые Речения Всевышнего, которые непосредственно слышал весь еврейский народ, стоя у горы Синай.
После Моше, когда руководителем сынов Израиля стал царь Давид, — продолжает Талмуд, — он «установил всю Тору на 11‑ти принципах».
О чем здесь идет речь?
Объясняет Раши (раби Шломо бен Ицхак, величайший комментатор Торы, Танаха и Талмуда; Франция, 11 век): во времена Моше и несколько поколений после него были сильными и способными выполнять все 613 заповедей. Но в период царствования Давида многое уже изменилось — возникла необходимость внести дополнительный акцент на определенные заповеди Торы. Как сказано: «Кто проживет под Шатром Твоим и кто будет пребывать на Горе Святости Твоей? Человек, прокладывающий себе чистые пути; поступающий по справедливости; от сердца произносящий слова правды; не приучившийся лгать; не причиняющий зла ближнему; не стремящийся опозорить брата своего; тот, кто не дает деньги под проценты; кто взяток не берет, чтобы обвинить праведного (и так далее — 11 принципов)» (Теилим — Псалмы царя Давида, пс. 15).
И на каждую из перечисленных заповедей Талмуд дает конкретный, личностный пример. Рассказывает, в частности, Такую историю. Однажды рав Сафра (один из достаточно крупных Учителей Талмуда; жил в Бавеле и в Эрец Исраэль; начало 4‑го века) читал молитву, и в этот момент подошел к нему человек и предложил за вещь, которая была выставлена равом Сафрой на продажу, определенную сумму. Но рав Сафра не мог ответить ему, потому что нельзя было прерывать молитву. Покупатель же решил, что рав Сафра не отвечает ему, потому что не согласен с ценой, и назвал большую. Когда рав Сафра закончил чтение молитвы, он сказал, что продаст эту вещь за самую низкую из названных покупателем сумм. Ибо в тот момент, когда тот о ней говорил, в сердце своем решил, что цена его устраивает...
Со временем, — отмечает Раши. — положение опять изменилось. И пророк Иешаягу выделил шесть мицвот, которые в этот период требовали особого внимания: выбирай праведные пути; прямо говори, что думаешь (не умаляя достоинство других); не совершай поступки, которые могут принести другим материальный ущерб; не поддерживай взяточничество; не молчи, когда пытаются унизить достойного; старайся устоять перед соблазнами. И если человек сумеет выполнять эти заповеди, «...в высотах будет пребывать его душа» (Танах, книга пророка Иешаягу, гл. 33).
Позднее пророк Миха объединил заповеди в три основных принципа: твори (праведный) суд; будь милосердным; делай добро людям. И сказано здесь же: «...Вот что Всевышний требует от тебя» (Танах, книга пророка Михи, гл. 1).
Вновь проанализировал пророк Иешаягу заповеди и объединил их двумя основными принципами, как написано в его книге: «Так сказал Всевышний — суди по справедливости и делай добро» (Танах, книга пророка Иешаягу, гл. 46).
И в заключение листа Талмуд приводит высказывание пророка Хавакука, который изложил смысл всей Торы одной фразой: «Праведный человек в вере своей жить будет» (Танах, книга пророка Хавакука, гл. 2, ст. 4)...
Ханох Лернер
