Руслан Хазарзар. Сын Человеческий. Глава пятьдесят первая

51. Θάνατος Ἰησοῦ

Крестная казнь имеет древнее родословие. Рим перенял ее у Карфагена. Распятию подвергались рабы, разбойники, убийцы, политические преступники, — все те, которых римляне не считали достойными почетной смерти от меча (Jos.AJ.XVII.10:10; XX.6:2; BJ.V.11:1; Cicero. In Verrem. II.5:12,169; Suet.Galba.9; Apuleius. Metamorphoses.III.9). В данную эпоху у римлян обязанности палачей выполняли воины (Tac.Ann.III.14), и Иисус был отдан в руки отряда вспомогательных войск под главенством центуриона (Мф.27:54; Мк.15:39,44-45; Лк.23:47), который в поздних апокрифах получил имя Longinus или Petronius.

Приговоренный к распятию должен был сам нести к месту казни орудие своего умерщвления[1]. Иисус на пути к Голгофе истекал кровавым потом от тернового венца и, наконец, не смог вынести тяжести перекладины (patibulum). Тогда центурия встретила некоего Симона, возвращающегося с полевых работ (Мф.27:32; Лк.23:26), который был родом из города Киринеи (Деян.2:10; 6:9; 11:20; 13:1) — столицы североафриканской колонии Киренаики (совр. Барка), — и отряд принудил его нести крестную перекладину к месту казни. Впоследствии Симон, кажется, вступил в христианскую экклесию, а двое его сыновей — Александр (Ἀλέξανδρος) и Руф (Ῥοῦφος = лат. Rufus) (Мк.15:21) — вероятно, были в ней достаточно известными членами (ср. Рим.16:13). Кажется, для наших Евангелий именно Симон Киринеянин (Σίμων Κυρηναῖος = евр. שִׁמְעוֹן הַקּוּרִינִי, или שִׁמְעוֹן אִישׁ־קוּרִינִי) стал главным свидетелем последних часов жизни Иисуса; во всяком случае, никого из Двенадцати рядом не было, ибо «все [...] отступили от Него и отреклись» (Just.Dial.106).

Наконец, шествие достигло места казни — холма, называемого Голгофой. Слово Голгофа (Γολγοθᾶ), или, точнее, Гольгольтá (גָּלְגָּלְתָּא), происходит от слова гульгóлет (גֻּלְגּלֶת) — череп, лысая голова. Сейчас неизвестно точно, где именно был расположен этот курган, но есть основания полагать, что он находился к северо-западу от Иерусалима — «вне врат» (Евр.13:12), «недалеко от города» (Ин.19:20). Указание, что Иисуса поносили проходящие (παραπορευόμενοι) (Мф.27:39; Мк.15:29), дает нам повод утверждать, что Голгофа находилась у дороги; действительно, римляне имели обычай распинать осужденных вблизи больших дорог[2].

Итак, центурия вместе с Осужденным и толпой зевак пришла на возвышенность, находящуюся между городскими стенами и двумя долинами — Кедроном и hинномом. По иудейскому обычаю приговоренным к смерти предлагали выпить вина: «Знатные женщины Й’рушалайима предлагали идущим на смертную казнь кубок вина с разведенным в нем зернышком ладана, дабы помрачить их сознание» (Вав Талм.Санhедрин.43а). К ладану (или смирне) обычно прибавлялась маковая вытяжка, называемая по-еврейски рош (רוֹשׁ). Итак, это вино давали осужденным из сострадания (ср. Прит.31:6-7), чтобы облегчить их мучения, но Примус искажает эту подробность (Мф.27:34; ср. Пс.68:22)[3]. Иисус, однако, едва пригубив, отказался пить этот дурман, предпочитая расстаться с жизнью в полном сознании (Мк.15:23).

Крест, называемый по-еврейски ц’лаб (צְלָב), или ц’лоб (צְלוֹב), был не очень высок. Этот следует из слова ὕσσωπος (Ин.19:29), ибо посредством ветки иссопа нельзя достать слишком высоко[4].

Римляне использовали для распятия разные виды орудий: crux simplex (столб без перекладины), crux commissa (крест в форме буквы «Т»), crux immissa (крест в форме знака «»), crux decussata (крест в форме буквы «Х») и другие[5].

Грекоязычные христиане переводили латинское слово crux словами σταυρός [стаўрóс] (Мф.27:32; Мк.15:21; Лк.23:26; Ин.19:17) и ξύλον [ксюлон] (Деян.5:30; 10:39; 1 Петр.2:24). В древности первое слово означало кол, а второе столб, отрубленное дерево, полено. Однако позднее, когда Эллада была завоевана Римом и греки познакомились с крестной казнью, слова стаурос и ксюлон стали означать также крест (любой формы), так что эти слова не могут нам указать на форму орудия распятия.

В апокрифическом Послании Варнавы, которое включено в Синайский кодекс и которое было написано около 117 года, когда еще сохранилось живое воспоминание, утверждается, что орудие распятия Иисуса — именно стаурос — символизирует греческую букву ταῦ, аналогичную русской Т (Варн.9). Однако тот факт, что «над головою» Иисуса была прибита дощечка с надписью (Мф.27:37; Лк.23:38), заставляет нас предполагать, что орудием умерщвления Основателя был crux immissa (т. н. римский крест) — тот, на который указывает Церковь.

Такой известный апологет, как Тертуллиан, в своем Апологетике явно разграничивал крест с перекладиной (crux), с одной стороны, и столб (stipes) — с другой: «Христиан вы пригвождаете к крестам и столбам» (Tert.Apol.12:3). Далее Тертуллиан пишет: «Всякое дерево, поставленное прямо, есть часть креста» (Tert.Apol.16:7). Как мы видим, вертикальная составляющая креста — это еще не все орудие распятия, а только его часть. В произведении К язычникам Тертуллиан также пишет, что стоящее прямо дерево — это только бóльшая часть креста, и добавляет, что христианам вменяется цельный крест (tota crux), т. е. с поперечной балкой и выступом для сидения: «Pars crucis, et quidem maior, est omne robur quod derecta statione defigitur. Sed nobis tota crux imputatur, cum antemna scilicet sua et cum illo sedilis excessu» (Tert. Ad nationes. I.12:3-4). Мало того, в своем труде Против Маркиона Тертуллиан указывает, что вид креста (crux) имел форму греческой буквы Tau, аналогичной латинской T: «Ipsa est enim littera Graecorum Tau, nostra autem T, species crucis» (Tert. Adversus Marcionem. III.22:6).

Впрочем, мы еще вернемся к свидетельствам раннехристианских писателей, но сначала вспомним сам процесс распятия, который был как минимум распространен в эпоху Христа.

Римляне обычно перед распятием раздевали осужденных донага, однако в Иудее, идя навстречу религиозным убеждением евреев (Быт.9:22-23; Лев.18:6-19; 20:17; Ос.2:3), они оставляли осужденным набедренную повязку (Мишна. Санhедрин.6:3; Тосефта. Санhедрин.9:6). При распятии осужденного клали на спину, и несколько палачей держали его за ноги и за руки, а другой вбивал гвозди в запястья или между лучевой и локтевой костями рук. Затем с помощью особого рода вил (furcilla) поднимали перекладину вместе с пригвожденным к ней человеком на заранее вкопанный в землю столб (Cicero.In Verrem.II.5:66,162; Jos.BJ.VII.6:4; Evangelium Petri.10-11) и привязывали ее веревками (или прибивали гвоздями) к выемке на столбе.

Чтобы руки не разорвались от гвоздей и тело не свисло, распятого или сажали на прибитый к середине столба колок (sedile, sedecula), так что это седалище проходило между ногами осужденного, или упирали ногами в прибитую внизу столба дощечку (pedale). Ноги осужденного бывали иногда пригвождены, иногда же только привязаны к столбу. Таким образом, распятый скорее не висел на кресте, а сидел или стоял, пригвожденный к нему.

Церковная иконография, указывая на дощечку для ног, приняла вариант pedale, но сделала она это, вероятно, лишь из нравственных побуждений, ибо колка (sedile) между ног Иисуса не только изобразить, но и представить было нельзя благочестивому христианину. Однако Квартус (Ин.19:31-32) рассказывает нам об экзекуции crurifragium (перебитие голеней), которая имела смысл только в том случае, когда распятый опирался ногами в pedale (при перебитии голеней тело человека свисало, и он вскоре умирал от тетании: набрав воздуха в легкие, он уже не мог его выдохнуть). Впрочем, хотя римляне в некоторых случаях действительно практиковали при распятии crurifragium, здесь Квартус говорит о перебитии голеней, по всей вероятности, лишь из догматических соображений, дабы приурочить эту экзекуцию к изречению из Танаха, касающемуся пасхальной жертвы: «И кость да не сокрушат его» (Чис.9:12, РХ; ср. Ин.19:36). Таким образом, нам, скорее, следует предложить, что Иисус не стоял, упираясь в дощечку-pedale, а сидел на колке-sedile. На это есть указание Юстина, который, сравнивая образы рогов единорога, которыми «избодет он народы все до пределов земли» (Втор.33:17), и креста, сообщает: «Никто не скажет и не докажет, чтобы рога единорога находились в какой-нибудь другой вещи или фигуре, кроме образа, выражающего крест. Ибо здесь одно дерево прямое (здесь и далее выделено мною. — Р.Х.), которого самая верхняя часть возвышается наподобие рога, когда к нему поперек прилагается другое дерево, и концы последнего по обеим сторонам кажутся как рога, присоединенные к одному рогу; в середине утверждено дерево, на которое возводятся распинаемые (то есть само седалище-sedile. — Р.Х.), также выдается наподобие рога и представляет вид рога, когда оно слажено и утверждено с другими рогами» (Just.Dial.91). Ириней говорит еще более конкретно: «Вид креста имеет пять концов: два по длине, два по ширине и один в середине, на который опирается пригвожденный» (Iren.Haer.II.36:2[24:4]).

 


Форма креста согласно описаниям Юстина и Иринея

 

Часто задаются вопросом, был ли пригвожден Иисус или только привязан к кресту, были ли пригвождены только руки или также и ноги Основателя? Слова апостола Павла, что он носит «язвы (στίγματα) Господа Иисуса на теле» (Гал.6:17), убедительно говорят за то, что, во всяком случае, руки Иисуса были пригвождены. Это же подтверждает Квартус и автор Евангелия от Петра (Ин.20:25-27; Evangelium Petri.21). Кроме того, согласно Терциусу, Воскресший, для доказательства того, что Он действительно Иисус, а не бесплотный призрак (πνεῦμα), предлагает ученикам осмотреть и осязать свои руки и ноги (Лк.24:39; cf. Orig.CC.II.55); в этом случае невольно начинаешь думать, что раны от гвоздей имелись у Иисуса не только на руках, но и на ногах. Юстин и Тертуллиан (Just.Dial.97; Tert.Apol.21:19) также утверждают, что ноги Основателя были пригвождены: «Иисус Христос был распростерт руками и распят иудеями [...]. А слова “пронзили руки Мои и ноги”, были указанием на гвозди, которые на кресте были вбиты в руки и ноги Его» (Just.Apol.I.35). Однако мы не знаем, потому ли они говорят так, что имели бесспорное доказательство этому, или потому, что хотели показать, что изречение псалма (Пс.21:17) также исполнилось на Иисусе.

 

Оссуарии


Оссуарии, обнаруженные в Иерусалиме

 

Отметим, что в атеистической советской литературе нередко прослеживалось указание, что Новый завет неверно отображает процесс распятия, поскольку казнимых не прибивали к кресту, а привязывали[6]. Но в 1968 году во время реконструкции дороги к северу от Иерусалима, в пригороде Гив‘ат hа-Мивтар (גִּבְעַת הַמִּבְתָּר), бульдозер открыл древнее захоронение — страшное подтверждение правоты евангелистов и других древних христианских писателей. Это была гробница-оссуарий[7] распятого иудея римской эпохи. Огромные гвозди настолько прочно засели в его костях, что их не смогли извлечь даже при погребении тела. При дальнейшем исследовании израильские археологи установили, что имя этого иудея — Й’hоханан, что распят он был в возрасте 24–28 лет примерно в тот же период времени, когда был распят и Иисус[8]. Авторы исследований указывают, что у распятого были пригвождены ноги, а сам крест был с перекладиной[9].

 

 

Воины-палачи, которым обычно предоставлялась одежда казненных (Digesta.XLVII.20), делили ее между собой (Мф.27:35; Мк.15:24; Лк.23:34). Квартус утрирует этот факт: во-первых, он говорит, что хитон Иисуса «был не сшитый, [а] весь тканый сверху» (Ин.19:23), явно сравнивая одежду Основателя с одеянием первосвященника, ибо м’иль (מְעִיל) первосвященника[10] «не состоит из двух отдельных кусков материи, которые были бы сшиты на плечах и с боков, но по всей длине своей соткан из одного куска» (Jos.AJ.III.7:4); а во-вторых, он «заставляет» воинов-язычников цитировать Танах (Ин.19:24), чего, конечно же, не могло быть в действительности.

Говорят, в этот момент Иисус воскликнул: «Отче! прости им, ибо не знают, чтó делают» (Лк.23:34)[11].

Квартус утверждает, что рядом с крестом Иисуса стояли Его мать и «любимый ученик», то есть Иоанн Зеведеев (Ин.19:25-27; ср. ЕФ.32), однако другие источники убедительно говорят, что никого из Двенадцати на Голгофе не было. Во всяком случае, совершенно ясно одно: если бы мать Иисуса действительно стояла рядом с крестом, то об этом важном факте обязательно упомянули бы и другие евангелисты, чего в реальности не наблюдается. Вообще, здесь, я думаю, произошло какое-то смешение между матерью Иисуса и Иоанном Зеведеевым, с одной стороны, и Марией из Иерусалима и ее сыном, Иоанном-Марком (Деян.12:12), — с другой.

Между тем, с достаточной уверенностью можно утверждать, что верные женщины-галилеянки стояли в некотором отдалении от креста и наблюдали за казнью. Среди них были: Мария Магдалина; Мария Клеопова; Иоанна, жена Хузы; Саломия; и др. (Мф.27:55-56; Мк.15:40-41; Лк.23:49,55; 24:10; Ин.19:25).

Евангелисты сообщают, что рядом с Иисусом были распяты еще двое разбойников (Мф.27:38; Мк.15:27; Лк.23:32; Ин.19:18). В самом этом факте нет ничего невозможного, однако мы можем усомниться в историчности данного сообщения. Во-первых, следует с недоверием относиться ко всем эпизодам, в которых фигурируют «священные» числа, то есть как бы предопределенные Богом, — 3, 7, 12, 40, 70 (двенадцать апостолов — исключение): трое распятых на Голгофе, Страстная седмица, сорок дней искушения Иисуса в пустыне (Мф.4:2; Мк.1:13; Лк.4:2), семьдесят учеников Основателя (Лк.10:1). Во-вторых, распятые «злодеи» могли быть приурочены к словам Второисаии: «Предал душу Свою на смерть, и к злодеям причтен был» (Ис.53:12).

Небо потемнело (Мф.27:45; Мк.15:33; Лк.23:44; Evangelium Petri.15), и это, вероятно, было следствием хамсина. Однако евангелисты увидели в этом исполнение пророчества Амоса (Ам.8:9). Терциус даже решил, что наступило солнечное затмение: τοῦ ἡλίου ἐκλιπόντος (Лк.23:45), но с научной точки зрения это совершенно невозможно, ибо, говоря простым языком, в пасхальное полнолуние Земля находится между Солнцем и Луной, а при затмениях, наоборот, Луна располагается между Землей и Солнцем. Вот как раз по этому поводу Ориген пишет: «Желая усилить чудо, как бы не сделаться нам предметом насмешки для мудрых века сего и не породить в разумных людях скорее неверие, нежели веру».

«В девятом часу возопил Иисус громким голосом: “Элои, Элои! ламмá савахфани?” чтó значит: “Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил (ἐγκατέλιπές με)?”» (Мк.15:34). В кодексе Безы другой вариант: “[...] для чего Ты предал Меня поруганию (ὠνείδισάς με)?”; а в переводе с одной из Италийских версий (itc): “[...] для чего Ты Меня проклял (maledixisti)?”. Неизвестно, как данный вариант попал в эти тексты, однако я не исключаю, что в нем заложено некоторое историческое зерно, ибо в некоторых семитских диалектах слова Бог и проклятие — омографы.

С другой стороны, в канонической фразе Ελωι ελωι λεμα σαβαχθανι (Мк.15:34) чувствуется историческое зерно. Во-первых, слова λεμα и σαβαχθανι восходят к арамейским словам לְמָה и שְׁבַקְתָּנִי, а не к еврейским לָמָה и עֲזַבְתָּנִי (Т’hиллим.22:2 = Пс.21:2). Во-вторых, форма ελωι (= אֱהִי) не является ни чисто еврейской (אֵלִי), ни чисто арамейской (אֱלָהִי): галилеяне, вероятно, произносили слово Бог как אֱהָא или אֱלוֹהַ (Иов.4:9). И в-третьих, слово σαβαχθανι дает искаженную форму арамейского слова שְׁבַקְתָּנִי (точная транскрипция — σεβακθανι), что, по всей вероятности, указывает на галилейское произношение (Мф.26:73; Мк.14:70).

По всей вероятности, вариант этого логия, отраженный в Евангелии от Марка (Мк.15:34), является более древним, нежели вариант Примуса (Мф.27:46). Кажется, что первый евангелист предлагает смешанный текст: обращение здесь на еврейском языке (ηλι = אֵלִי), тогда как вопросительная часть — на арамейском. Однако можно предположить, что слово אֵלִי в равной степени относится как к еврейскому, так и к арамейскому языкам, как это видно при чтении таргума в издании, подготовленном Феликсом Пратенсисом и напечатанном в 1517 году у Даниеля Бомберга в Венеции (первая раввинская Библия): אלי אלי מטול מה שבקתני (Таргум Т’hиллим.22:2 = Пс.21:2). Следовательно, оба варианта — и у Примуса (Мф.27:46, אֵלִי), и у Секундуса (Мк.15:34, אֱלהִי) — по-видимому, отвечают нормам арамейского языка, однако вариант первого Евангелия, соответствующий как общепринятой традиции (таргумы, как правило, отражали устную традицию), так и фонетической близости имени Илии (אֵלִיָּה) (ср. Мф.27:47), вероятно, является вторичным по сравнению с самобытным вариантом Евангелия от Марка. Показательно, что в Синайском кодексе не только у Секундуса, но и у Примуса значится именно ελωι (см. лист 17b), а не ηλι; в Ватиканском кодексе у Секундуса значится ελωι, а у Примуса — ελωει[12]. Во всяком случае, причины исправления ελωι в ηλι логически объяснимы и понятны (приведение в соответствие с устной традицией и с фонетикой имении Илии), тогда как представить доводы в пользу исправления ηλι в ελωι весьма проблематично.

Терциусу показались эти слова проявлением малодушия, и он взял другую фразу из того же Т’hиллима (Пс.30:6): «Отче! в руки Твои предаю дух Мой!» (Лк.23:46). Эта же фраза приводится в Достопамятностях апостольских (Just.Dial.105).

Терциус также сообщает о некотором разговоре между осужденными (Лк.23:39-43; ср. Мф.27:44), но этот эпизод весьма сомнителен, ибо вскоре после распятия в результате нарушения кровообращения и удушья осужденный лишался внятной речи. Потому и многие фразы, которые евангелисты приписывают распятому Иисусу, следует поставить под сомнение с точки зрения их подлинности.

Отметим также сомнительность утверждения Секундуса, что «первосвященники» насмехались над распятым Иисусом (Мк.15:31), ибо коhэны в это время должны были выполнять свои обязанности в Храме[13].

Особая жестокость распятия заключалась в том, что в этом ужасном положении можно было прожить до трех суток (Petronius. Satyrica.111). Кровотечение из пробитых рук и ног вскоре останавливалось и не было смертельным. Истинной причиной смерти было противоестественное положение тела, нарушающее кровообращение и причиняющее головные и сердечные боли, а затем окоченение членов: судороги сначала схватывали предплечья распятого, потом бицепсы, трицепсы и позвоночник, затем начиналась тетания, а сама смерть обычно наступала в результате асфиксии или гиповолемического шока. Однако, повторимся, сильные телосложением люди умирали на кресте от жажды и голода. Так, Евсевий, рассказывая о гонениях на христиан, говорит, что многих из них «распинали — или как обычно распинают преступников, или более жестоким образом, пригвождая головой вниз и оставляя в живых, пока они не погибали от голода на самом кресте» (Eus.HE.VIII.8).

Палящая жажда, одна из мук распятия, как и всякое страдание, связанное с большой потерей крови, томила Иисуса, и Он попросил пить: «Жажду (διψῶ)» (Ин.19:28; ср. Orig.CC.II.37). Некоторые теологи безосновательно пытаются уверить, что это была не мольба о питии, а некоторая жажда о возвышенной идее, однако это была обыкновенная просьба утолить жажду.

Рядом находился сосуд с обычным напитком римских воинов, который по-латински назывался posca — разбавленный водою винный уксус. Воины должны были носить с собою поску во всех походах (Scriptores historiae Augustae: Aelius Spartianus. De vita Hadriani.10; Vulcacius Gallicanus. Avidius Cassius.5), к числу которых относилось исполнение казней. Один из воинов намочил губку, которая, вероятно, закупоривала сосуд с поской, надел ее на трость и поднес к губам Иисуса (Мф.27:48; Мк.15:36; Лк.23:36; Ин.19:29).

Иисус жил на кресте около трех часов (Мф.27:45; Лк.23:44)[14], нежность телосложения предохранила Его от медленной агонии. Причиной смерти Основателя могла быть асфиксия, хотя рассказ евангелистов о том, что перед самой смертью Иисус громко закричал (Мф.27:50; Мк.15:37; Лк.23:46) и что голова Его поникла на грудь (Ин.19:30), скорее говорит о том, что смерть была результатом кровоизлияния в мозг или разрыва сосуда в области сердца.

Умер Человек, великий Человек. Нет, не Бог. Смерть всемогущего Бога, который из-за каких-то мазохистских потребностей решил помучиться и умереть, не должна трогать человеческой души. Смерть Человека, который имел такую же, как у нас, нервную систему и который страдал нашими человеческими страданиями, заслуживает самого достойного сострадания.

 


[1] Patibulum ferat per urbum, deinde adfigatur cruci (Titus Maccius Plautus. Carbonaria, fr. 2). Καὶ τῷ μὲν σώματι τῶν κολαζομένων ἕκαστος κακούργων ἐκφέρει τὸν αὑτοῦ σταυρόν (Plutarchus. De sera numinis vindicta.9[554a]).

[2] Appianus. Bellum civile.I.120. // Аппиан. Гражданские войны. — Л., 1935.

[3] Примусу вторят автор Евангелия от Петра (Evangelium Petri.16-17) и Цельс (Orig.CC.IV.22).

[4] Впрочем, иссоп мог быть заимствован из Хуммаша (Ш’мот.12:22 = Исх.12:22): אֵזוֹבйóб] — майоран, или иссоп.

[5] См. подробнее: Iusti Lipsi de cruce libri tres. Ad sacram profanamque historiam utiles. Editio tertia. Antwerpen: Moretus, 1597.

[6] См., напр., Нейхардт А. Происхождение креста. — М., 1956, стр. 35.

[7] От лат. ossis; род. пад. от os — кость. Сосуд из камня, глины или алебастра для хранения костей умершего.

[8] Haas N. Anthropological Observations on the Skeletal Remains from Giv‘at ha-Mivtar. // Israel Exploration Journal, 20 (1–2), 1970. P. 38–59; Zias J., Sekeles E. The Crucified Man from Giv‘at Ha-Mivtar: A Reappraisal. // Israel Exploration Journal, 35 (1), 1985. P. 22–27.

[9] Во всяком случае, из приведенного выше материала вытекает, что утверждение Свидетелей Иеговы, якобы Иисус пострадал на столбе без перекладины, ни на чем не основано и даже противоречит историческим фактам. Не могли иметь в виду crux simplex и сами евангелисты. «И поставили над головою Его надпись, означающую вину Его» (Мф.27:37), — пишет Примус. Nota bene: табличка с надписью, означающей «вину» Иисуса, была поставлена не над Ним, не над Его руками, а именно над головою Его. Трудно представить, что такая формулировка могла войти в Евангелие от Матфея, если бы Иисус был распят на столбе без перекладины и Его руки были бы подняты кверху и соединены над головой. Внимательный читатель не пропустит и еще один важный факт, который можно почерпнуть из слов апостола Фомы: «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей [...], не поверю» (Ин.20:25). Если бы руки Иисуса были бы соединены над головой и пронзены одним гвоздем, как это и утверждают Свидетели Иеговы, то Квартус написал бы: «... на руках Его ран от гвоздя (τοῦ ἥλου)», а не «... от гвоздей (τῶν ἥλων)», как в Евангелии.

[10] См. Приложение 6.

[11] Тот факт, что эти слова приводит только Терциус, ставит под сомнение их подлинность; кроме того, эти слова отсутствуют в папирусе р75, в Ватиканском кодексе и в первоначальном, неисправленном, варианте кодекса Безы, а также в некоторых других рукописных кодексах (W, Θ и др.).

[12] Впрочем, исходя из данных Синайского и Ватиканского кодексов, нельзя сделать каких-то однозначных выводов. Иероним, если не считать сомнительных в плане аутентичности Commentarius in Marcum (15) и Expositio Evangeliorum (In evangelium secundum Marcum), знает оба варианта (Hieronymus. Evangelium secundum Matthaeum. CCCXLI.6. = Vulagata. Mt.27:46; Evangelium secundum Marcum. CCXXI.6. = Vulagata. Mk.15:34; Commentaria in Matthaeum. 27:46; De nominibus Hebraicis; Graeca fragmenta libri nominum Hebraicorum. II). Климент Александрийский (Clemens Alexandrinus. Eclogae propheticae. 57:3-4), Евсевий (Eusebius. Demonstratio evangelica. X.8:14; Commentarius in Isaiam. II.35) и Августин (Augustinus. De consensu Evangelistarum. III.17[54]) тоже знакомы с вариантом ηλι. А Порфирий, помимо прочего, предлагает в первом Евангелии следующее чтение: ελωιμ ελωιμ λεμα σαβαχθανει (Porphyrius. Contra Christianos. fr. 15 = Macarius Magnes. Apocriticus. II.15).

[13] См. §§ 8 и 41.

[14] Секундус говорит о шести часах (Мк.15:25,34), но он, вероятно, ошибается (ср. Ин.19:14; Мк.15:44).

 


 

Оглавление              Далее


Hosted by uCoz