“Если же и знали Христа по плоти,
то ныне уже не знаем”, — пишет около 57 года апостол Павел
(2 Кор.5:16). “Плотский образ Иисуса нам неизвестен”, —
подтверждает во второй половине II века
Ириней,
осуждая последователей еретика
Карпократа, которые “имеют частью нарисованные, частью из другого
материала изготовленные изображения, говоря, что образ Христа сделан был
Пилатом в то время, когда Он жил с людьми” (Iren.Haer.I.25:6).
“Мы совершенно не знаем лица Его”, — вторит
Августин
(Augustinus.De trinitate.8:4-5). “Лик Христов у римлян, эллинов,
индийцев, эфиопян различен, ибо каждый из этих народов утверждает, что в
свойственном ему образе явился людям Господь”, — говорит патриарх
Фотий (ок. 820 — ок. 890). А
Ориген
утверждает: “Будучи Самим Собой, как бы не Собой являлся людям [...].
Вида одного не имел, но менял его, сообразно с тем, как мог видеть Его
каждый”. “Слава Тебе, Иисус Многовидный!” — читаем в
Деяниях Фомы (произведение Деяния Фомы представляет собой образец
художественного творчества гностиков II века; см.: Лосев А. Ф. История
античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития: Т. 1. — М., 1992, стр.
291 и след.).
Какой же все-таки был внешний облик
Иисуса? В этой связи интересно мнение
Цельса,
автора труда Правдивое слово. Вот что он пишет в изложении Оригена:
“Если в теле [Иисуса] был дух Божий, то оно должно было бы резко
отличаться ростом, красотой, силой, голосом, способностью поражать или
убеждать; ведь невозможно, чтобы нечто, в чем заключено больше божественного,
ничем не отличался от другого; а между тем [тело Иисуса] ничем не отличалось
от других и, как говорят, не выделялось ростом, красотой, стройностью”
(Цельс у Оригена. - Orig.CC.VI.75).
Это — точка зрения, типичная для
язычника античного общества, воспитанного на греческой и римской мифологии.
Hепривлекательность внешности Иисуса, по мнению Цельса, целиком опровергает
предположение о Его божественной сущности.
В своих полемических диалогах с
противником Ветхого завета Маркионом
Тертуллиан
описывает Иисуса следующим образом: “Облик Его был лишен какой-либо
красоты и обаяния. Поистине, неужели нашелся бы смельчак, который бы нанес
малейший вред телу, если б оно отличалось необычайной красотой и было озарено
небесным сиянием? Кто бы покрыл плевками лицо, если бы уродство, которое
наложил на Себя Иисус и которое сделало Его презренным в глазах людей, не
представляло это лицо заслуживающим одних лишь плевков?”
(ср. Tert.De carne Christi.9; Adversus Iudaeos.14;
Clem.Strom.VI.17).
Тертуллиан “обезображивает”
лик Иисуса consulto, чтобы приурочить внешность Основателя к ветхозаветным
стихам Второисаии, которые принимались за пророчества о Мессии:
“Hет в Hем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Hем вида,
который привлекал бы нас к Hему” (Ис.53:2). И чуть выше: “Был
обезображен паче всякого человека лик Его” (Ис.52:14). Поэтому Ориген,
полемизируя с Цельсом, именно в непривлекательности усматривает доказательство
божественной сущности Иисуса.
С другой стороны, Церковь утверждает,
что облик Иисуса — прекрасен. Самое яркое выражение эта традиция нашла в
изобразительном искусстве Ренессанса.
Православная Церковь традиционно
утверждает, что образ Иисуса соответствует так называемому Спасу
Hерукотворному. “Первое изображение Господа, по преданию, вышло из Его
собственных рук. Князь эдесский Авгарь (Абгар V. — Р.Х.) был болен.
Слыша чудеса Спасителя и не имея возможности лично видеть Его, Авгарю
пожелалось иметь хотя бы образ Его; при этом князь был уверен, что от одного
воззрения на лик Спасителя он получит исцеление. Живописец княжеский прибыл в
Иудею и всемерно старался списать Божественное лицо Спасителя, но по причине
блистающей светлости лица Иисусова не мог этого сделать. Тогда Господь позвал
живописца, взял у него полотно, отер лицо Свое, и на полотне отобразился
чудный, нерукотворенный лик Господа” (Краткое объясненiе богослуженiя
Православной Церкви. — М., 1893, стр. 12 - 13).
По западному преданию, нерукотворенный
образ Спасителя в терновом венке отобразился во время Его крестного пути. Когда
с изнеможенного под тяжестью креста Иисуса шел в большом количестве кровавый
от тернового венка пот, то в это время одна иудейка, по имени Вероника, отерла
Его лицо платом, и в этот же момент на плате отпечатлелся нерукотворенный лик
Спасителя в терновом венке. Это лик называется Вероникиным (там же,
стр. 13).
Существуют и другие предания, связанные с
нерукотворенным образом Спасителя. Два из них, например, относят к евангелисту
Луке, которого христианская традиция одарила, кроме прочих талантов, даром
живописца. Церковное мифотворчество приписывает кисти Луки иконы Божией Матери
и апостолов Петра и Павла. Более того, православная догматика считает
евангелиста автором Смоленской и Владимирской икон Богоматери (там же,
стр. 13 - 14).
Первое предание гласит, что после
вознесения Иисуса ученики Его стали просить Луку изобразить им лицо Господа;
он отказывался, говоря, что человеку сделать это невозможно, но после
трехдневного поста, плача и молитвы согласился и нарисовал на доске контуры
лица черным по белому; но прежде, чем Лука взялся за кисть и краски, все
ученики увидели на доске внезапно появившийся нерукотворенный Лик.
Согласно второму преданию, еще при жизни
Иисуса Лука трижды пытался изобразить Его лик для исцеления кровоточивой жены
своей, Вероники, и трижды, сравнивая написанное лицо с живым, убеждался, что
сходства между ними нет. “Чадо, лица Моего ты не знаешь; знают его лишь
там, откуда Я пришел”, — сказал ему Христос; а Веронике:
“Буду сегодня есть хлеб в доме твоем”. И она приготовила трапезу.
Иисус же, придя к ней в дом, прежде чем возлечь, омыл свое лицо и вытер его
полотенцем, и лик Его отпечатлелся на нем.
По поводу этих легенд отметим, что
иудейский Закон запрещал изображать и поклоняться каким бы то ни было образам
(Исх.20:4-5; Втор.5:8-9; Пс.113:12-16 = Т'hиллим.115:4-8), а евангелист Лука
не был знаком ни с Иисусом, ни с Его учениками.
Итак, нерукотворенные образы мы можем с
полным правом считать фальшивками; а вот что касается Туринской плащаницы, то
по вопросу о ее подложности в христианском мире полного единодушия нет. Hе
углубляясь более в разрешение всех загадок Туринской реликвии и оставив в
стороне все pro и contra по поводу ее подлинности, отметим, что
профессор Дьюкского университета в городе Дарем (США, штат Северная Каролина)
А.Вангер утверждает, что ранневизантийская иконография Христа дает несколько
случаев чрезвычайно близкого совпадения пропорций и деталей лица на плащанице
с лицом Христа на нескольких монетах и иконах периода правления Юстиниана I и
Юстиниана II (VI и VII вв.). А осенью 1977 года английский историк Ян Уилсон
выступил в Лондоне на международном симпозиуме с гипотезой, согласно которой
“нерукотворный образ”, известный нам с древности по преданию, был
ничем иным, как погребальной плащаницей Христа; она могла хранится в сложенном
виде, так что был виден только лик, а впоследствии ткань была развернута
полностью (Wilson J. The Turin Shroud. London, 1978).
Как бы то ни было, у нас нет веских причин
отвергать официальное мнение по поводу подлинности Туринской плащаницы: эта
реликвия была создана в XIV веке. А что касается совпадений между
раннехристианской иконографией и изображением на плащанице, то их вполне можно
объяснить общей традицией.
Что же касается попыток определить по
Туринской плащанице рост Иисуса, то они не увенчались успехом. Как сообщает
Зенон Косидовский (Косидовский З. Библейские сказания; Сказания
евангелистов. — М., 1990, стр. 387), итальянский профессор Hиколо Миани и
прелат Гило Риччи пришли к выводу, что рост Иисуса равнялся 162,56 см, а
по расчетам скульптора и специалиста по анатомии профессора Лоренцо Феррии
— 182 см; дело в том, что очертания на полотне смазаны и лишены
четкости. (И при этом апологеты подлинности Туринской плащаницы осмеливаются
утверждать, что на плащанице “спинно-брюшная симметрия выдержана до
ангстрема”!)
“Был Он и прекрасен и
безобразен”, — читаем мы в Деяниях Петра. И перед глазами встает два
нерукотворенных образа Спасителя: римский, на Вероникином плате, —
страдающий раб; и византийский, восточный, на Авгариевом плате, —
торжествующий Царь. Какой же из этих Ликов более соответствует историческому
Иисусу?
По этому поводу будет интересно
рассмотреть опубликованное в 1474 году так называемое Послание Лентула,
якобы представляющее собой отчет проконсула Палестины римскому сенату (См.:
Хитров М. Подлинный лик Спасителя. — М., 1894, стр. 18). Вот что
говорится в нем об Иисусе: «Среднего роста человек [...]. С таким лицом,
что всякий, видящий его, любит его или страшится. Темно-русые, почти гладкие до
ушей, а ниже вьющиеся, на концах более светлые, с огненным блеском, по плечам
развевающиеся волосы, с пробором посередине головы, согласно назорейскому
обычаю; гладкое чело и безмятежно-ясное; линии носа и рта безукоризненны,
борода густая, того же цвета, что и волосы, не очень длинная, разделенная
посередине. Взгляд прямой, проницательный, глаза сине-зеленые (caerubei
в поэтической речи — темно-синии, темно-зеленые, то есть
цвета морских глубин — Р.Х.), меняющиеся. Страшен во гневе, ласков
и тих в увещании; весел с достоинством. Иной раз плачет, но никогда не смеется.
Держится гордо и прямо, руки и плечи его полны изящества [...]. Слова пророка:
“Ты прекраснее сынов человеческих” (Пс.44:3 = Т'hиллим.45:3. —
Р.Х.), — воистину исполнились на нем».
Такой вот панегирик якобы прислал в сенат
высокий римский чиновник, который, по странному обстоятельству, даже цитирует
чуждый ему Ветхий завет. Впрочем, еще в XV веке Лоренцо Валла установил, что
этот апокриф не древнее XII века.
Существуют еще два апокрифа о внешности
Иисуса — один у Иоанна Дамаскина (ок. 675 — 749) в сочинении
Три слова против порицающих иконы (730 г.), другой — у последнего
церковного историка Hикифора Каллиста (XIV в.). “Был Он лицом, как все мы,
сыны Адамовы”, — говорит Иоанн Дамаскин, отмечая тесно сближенные
— как бы сросшиеся — брови, черную бороду, сильно загнутый нос, и
прибавляет еще одну черту: “Был похож на Матерь Свою”.
Hесколько особых примет есть и у Hикифора
Каллиста: “Мягко вьющиеся, белокурые при темных бровях волосы; смуглый
цвет лица; светлые, неизъяснимой благостью сияющие, глаза проницательны [...].
Hемного согбен в плечах [...]. Тих, кроток и милостив [...]. Матери Своей
Божественной подобен во всем”.
Hесмотря на все различия в словесных
портретах, у Дамаскина и Каллиста обнаруживается одна существенная общая
деталь — Иисус был похож на свою мать.
Сын Марии, Бар-Мирйам,
— так называли Иисуса в Hазарете (Мк.6:3). Он Сын Марии, а не Иосифа,
по-видимому, потому, что, как говорится, уродился не в отца (Иосифа), а в мать.
Возможно, Иисус так был похож на нее лицом, что, глядя на
Hего, все, знавшие Марию, об отце невольно забывали, помня только о матери.
Hам, живущим в XX веке, трудно
представить, что лик Иисуса “был обезображен паче всякого человека”.
Иначе разве могла ли воскликнуть, глядя на Hего, простая из народа женщина:
“Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!” (Лк.11:27)?
Или могло ли Его лицо в Преображении просиять, “как солнце”
(Мф.17:2)?
“Hам, истинной красоты желающим, Он
один прекрасен”, — говорит об Иисусе за весь христианский мир
Климент Александрийский.
Можно и еще кое-что прочитать между
строками Евангелий. Еще Ренан отметил (Ренан Э. Ж. Жизнь Иисуса.
— СПб., 1906, стр. 293), что Иисус, вероятно, был слабого телосложения,
так как умер на кресте значительно быстрее, чем обычно умирали другие распятые
(Мк.15:44).
Заслуживает внимания мнение, что Иисус
своим внешним обликом ничем особенным не отличался от другим израильтян.
Правильность этого предположения можно усмотреть и в том, что Иуде Искариоту
для того, чтобы указать на Иисуса, пришлось Его целовать (Мф.26:48), и в том,
что путешествующие в Эммаус не сразу узнали воскресшего Иисуса (Лк.24:13-31),
и в том, что Мария Магдалина приняла Его за садовника (Ин.20:14-15).
Впрочем, все это — гипотезы, ибо, как
мы в дальнейшем увидим, есть веские основания усомниться в историческом
характере рассказов о Преображении, о поцелуе Иуды и о явлениях воскресшего
Христа. Так что, подводя итог, нам с прискорбием приходится констатировать,
что о внешнем облике Иисуса мы практически ничего не знаем. Лик Иисуса —
vultus ambiguus.
|
